ТВОРЧЕСТВО КОНКУРСАНТОВ “СЛАВЯНСКОЙ ЛИРЫ-2015" часть 12

Молчанов Юрий Александрович,

г. Москва, Российская Федерация



МОЯ РОССИЯ



Не пропадёшь, моя Россия,

Мы за народ и за Христа

И поклялись своей отчизне,

Быть с рожденья и до конца.



Русь не может не возродиться!

Чтобы вера в душе жила,

Мы страною могли гордиться. –

Так пусть звенят колокола.



Я за Россию всё болею

И к сердцу не пускаю грусть!

Пусть возвышается над нею

Любовь к тебе, святая Русь!





МОЯ ДУША БОЛИТ



Беда не по деревьям ходит.

Её отведает любой.

Беда беду с собой приводит.

Она – устав судьбы людской.



Моя душа болит той болью,

Я память предков свято чту,

Люблю Россию их любовью,

Что отстояли честь в бою.



И что бы ни случилось с нами,

Мы верой в Родину сильны,

И как развёрнутое знамя,

Нам видится рассвет страны!



Внимая правде и обману,

Сомкну безропотно уста

И перед Родиной предстану

В рубахе свежей из холста.





ДЫШУ ОДНИМ ДЫХАНЬЕМ



Но я дышу одним дыханьем

С людьми любимейшей страны.

Все помыслы, дела, желанья

Тобою, Родина, сильны.



Чтоб жили мы, не умирая,

Не задыхаясь в пустяках,

И мы не просим для нас рая

Ни на земле, ни в облаках.



Мы пробиваемся сквозь время

Живое слово, чистый звук,

Преодолев законы бремя,

Вражды и окаянных мук,



А мы – как прежде – мы трудяги!

Мы сердцем поняли с тех дней,

Что к неизведанному тяга

Всего правдивей и сильней.



Любя родимую державу,

Мы, вновь засучим рукава,

Еще потрудимся на славу, -

Была бы Родина жива!



Как все сейчас светло и ясно

Подумать о своей судьбе

И о стране, с любовью, страстно

О жизни, словно в кратком сне.





БЕСЕДА В САНАТОРИИ



И вот я, лениво развалившись, сижу в кресле на балконе, закрыв глаза, в просторной комнате, где настежь раскрыты окна, чтобы я мог слушать говор леса,всклоченный сырым, несущим переплеск волны ветром с моря, я ощущал пьянящий запах роз, распустившихся под окном. Лишь по утрам в ранний предрассветный или в закатный час, когда свежее земное дыхание гор доносится до побережья, я слегка преображаюсь и по извилистой дорожке иду вдоль косогора к морю, к побережью, где тропинка бежит среди кустарников, над которыми, укрывая их, величаво высятся чинары–исполины. Я люблю эти душистые тропинки аллей в пору утренней ясной свежести, когда сходитроса, и вечерами, когда она выпадает на землю. Утро и вечер несут прохладу и бодрость, а в жаркий полдень аллея полна дурманом и от него колотится в груди сердце, словно объятое отчаянием или бурным порывом чувств. Но вот наступает вечерняя роса, и запахи слабеют, никнут к сочной траве и оттого вся почва, даже песчаные дорожки, источают аромат.

Солнце опускалось за горизонт. По голубому морю носились блики, все жило, горело, сверкало. Подстать морю были и облака: от нежного перламутра до яркогопламени. Багровое солнце краешком уже коснулось воды.

С балкона был виден поселок, раскинувшийся в ложбинке меж двух гор. Горы выступали в море, их разделяли полукруглая лагуна и пляж. Восточная гора была пологая, лысая, западная кудрявилась низкорослыми деревьями. Деревца цеплялись по обрыву, они заглядывали вниз, протягивали к морю длинные, какруки у подростка, ветви, но огромная высота пугала их и они, отпрянув, жались к берегу.

От моря доносился сюда ровный, мирный шум. Краски в небе непрерывно менялись. Шумело море, шумел в деревьях ветер…

Всего неделя прошла, как я приехал из Братска.

Я давно не был на юге и сейчас с особой остротой вглядываюсь во все вокруг.

Когда приехал, иногда болела голова – злой, тягучей, расслабляющейся болью. Все тело, казалось, мелко вибрировало, оно как бы не было идеальным, асостояло из отдельных, наскоро слепленных частей. Это было противно до тошноты. Мысли были невеселые. Где-то – и близко и далеко – идет здоровая, деятельная жизнь, состоящая из труда, поступков, поисков, из всего того, что и составляет суть и смысл человеческого существования. Там, в этой жизни, всеустроено так, чтобы никогда не прекращалось движение. Здоровый человек любит, смеется.

Я видел, что все вокруг чем-то заняты, как-то умудряются веселиться, судя по всему, о своем положении, о болезни и обо всем на свете: толпятся у передвижного тира, вовсю палят из духового пистолета, бросают с азартом железные кружки в цель, ловко набрасывая их на деревянные штыри; образовывают круг, играют в мяч; флиртуют – во всех аллеях парочки, только что не целуются при людях; чуть в стороне собрались с транзистором любители спорта – слушают репортаж о каком-то футбольном матче. Кажется, здесь веселый и беззаботный народ. Неужели и я смогу вот так же смеяться и веселиться?

Однажды утром я шел своим маршрутом сквозь лес к санаторию. Вдруг меня поразило, что у подушечек пальцев розовый, чистый цвет, кровь сильно и здоровопульсировала в них. Ладони тоже были розовые, сухие; болезненная влажность, еще недавно постоянная, исчезла. Я сжал руку в кулак и почувствовал, как мускулы энергично, радостно подчинялись мне. Все тело откликнулось на это усилие бодрой готовностью к действию. Я понял, что это здоровье возвращалось ко мне, тут уже не могло быть сомнений!

Срок мой в санатории подходил к концу, мне были назначены ванны, а после них –прогулка по седьмому маршруту. Тропинки у нас в санатории все пронумерованы, для каждой группы больных определена своя тропинка, опытными врачами тщательным образом продуманы и подъемы, и спуски, и протяженность маршрута, и даже открывающиеся виды, все, все продумано и учтено! Душа радуется такой правильности.

Моя, седьмая тропа, была для окончательно выздоравливающих людей, а это не выразить, до чего приятно! Ровная, широкая и проходит почти у самой вершины, а виды открываются такие, что я их не могу даже описать!

Всякому больному назначено для прогулки свое время так, чтобы на тропинке ни с кем не сталкиваться, чтобы природа окружала в своем чистом виде, изредкатолько с нижних тропинок, скрытых за деревьями и кустарниками, услышишь чьи-то шаги, покашливание… И тут даже какое-то не очень хорошее торжествовозникает… А сколько всяких планов будущей, совершенно здоровой жизни, не похожей на предыдущую жизнь, выстраиваются в голове! Идешь, словно во сне.

Дойдя уж почти до конца тропы, замыкающейся, впрочем, большим серым, гладким валуном, внезапно приметил еще одну тропинку, едва заметную. Она уходила круто вверх, в сырые заросли, словно бы украдкой уходила… Тропинка была не нумерована!

“Надо же, – думал я, стоя перед нею, – кому это понадобилось забираться еще выше, мне такого никогда и в голову не приходило! Как-то всего хватало”.

Я смотрел на тропинку, если честно, с некоторым раздражением, но и любопытством, конечно. Ничего, раз уж так, пойду по ней немного, но только чтобы к ужину не опоздать. Впрочем, часы на руке. А еще несколько минут прогулки мне не повредят. Заранее знаешь, что особенного ничего не увидишь, давно немальчик, а все-таки…

Я пробрался сквозь захлестывающие кусты, вздымая тучи мошек, тропа была скользкая, непривычно крутая. Через несколько минут я весь был в испарине.

Тропинка терялась в зарослях травы. Проходя, я отломил сочную, терпко пахнущую как бы морковью “дудочку”, очистил, захрустел… Прекрасно! Вкус дерева!

Дальше начинались заросли лопухов, тропа сделалась широкой, каменистой.

Среди лопухов мелькнуло белое. Я подошел. На камне сидел с землисто–бледным лицом пожилой человек с задумчивым видом. Чувствовалось, что он о чем-то размышляет.

Я присел радом с ним. Закурил. Непринужденно у нас завязалась беседа. А когда мы познакомились, он поведал мне о своих размышлениях.

Он неторопливо начал излагать мне свои соображения о смысле жизни, ее ценности и т. д.

– Что я под жизнью подразумеваю? Разве способность к мышлению доказывает превосходство человека над другими существами? Орлану, парящему в поднебесье, не нужна подзорная труба, он с высоты в несколько километров видит, что происходит на земле в густой траве. Кошка в своих ночных путешествиях отлично обходится без карманного фонарика! Летучая мышь впотьмах ни на что не натыкается, что нельзя сказать о человеке. Человек может и в небольшом леске заблудиться, а ласточка возвращается к родному гнезду за тысячи километров. Знаешь ли ты хоть одно двуногое, четвероногое или многоногое существо, кроме человека, которое тратило бы большую часть своих жизненных сил на уничтожение себя подобных? По какому же праву называют человека венцом природы? Если жизнь есть величайшая ценность, данная человеку, то его разум должен был защищать жизнь, помогать ее сохранить. Однако интеллект слишком часто является силой разрушительной, чтобы его стоило восхвалять… Жизнь сейчас не имеет худшего врага, чем человеческий разум. Человек создал атомную бомбу для уничтожения самого себя. Даже каким-нибудь порошком от клопов ДДТ, и тем человек не умеет пользоваться! Я знаю, что ДДТ – не только порошок от насекомых, что это синтезированный человеческим гениемядохимикат, но разве инсектициды не стали для жизни врагом номер один? Не только для человеческой жизни, но и для всякой другой жизни.

Мы объявили войну вредителям растений идругим насекомым и начали уничтожать самих себя. К тому же насекомые, даже клопы, приспособились к ДДТ, только человеку он принес рак и белокровие. Какое животное загрязняет воду? Которую пьет, воздух, которым дышит, пищу, которую ест? Так поступает только царь природы, а мы только и делаем, что поем хвалебные гимны величию его духа… В человеческом коллективе никогда не царит, такое сознание долга и дух самопожертвования во имя жизни, как в пчелином рое… У каждого о смысле жизнисвое понятие, будь то добрая толика долларов или рублей, должность министра или директора, титул академика или звание народного артиста. Счастлив тот инвалид, который достиг того, что он считает смыслом своей жизни и у которого хватает ума не гнаться за каким-то новым смыслом. А если он не осуществил свою мечту, тогда наступает конец света! Тут пессимизм и депрессия, пьянство и скрежет зубовный. Ценность жизни каждый человек меряет на свой аршин. Для субъекта все – аппетитная сладкая манна: революция и свобода, самовыражение и истина, война в Чечне и события в Югославии. Такого пошиба “цари природы” не понимают благородных душ, страдающих от мировой скорби простых людей. Но кто скажет, что подобно нам благородные души стоят выше, нежели рабы желудка? Раб желудка улыбается миру хотя бы в тот момент, когда переваривает свою порцию, а мы вечно ноем и охаем. Кстати, благородная душа и борец за истину может в то же самое время быть козлом и свиньей, менять женщин, как перчатки, жрать и пить, он может это делать преспокойнейшим образом, еслисумел вместе с друзьями–приятелями соткать вокруг своей головы ореол благородного рыцаря и искателя истины… Жизнь – это не школьная премудрость. Жизнь – это не изящные искусства Жизнь – это не труд и непроизводство, хотя труд сделал обезьяну человеком. Десять тысяч лет лучшие умы человечества искали смысл жизни, об этом написаны сотни и сотни толстых томов. Для генералов, на чей взгляд миссия человека во вселенной заключается в беспрекословном повиновении и исполнении приказа. Или же для слуг господних, по чьему учению жизнь – это лишь подготовка к смерти, которую они окрестили вечной жизнью. Человек –животное общественное и что людское стадо – это такое стадо, где одна особь должна считаться с другой. У каждого вида животных или насекомых, живущих стадно, уж в генах запрограммирован стадный инстинкт.

Вот таковы мои соображения на жизнь!

Он помолчал, закурил и протянул мне папку с бумагами.

– Возьми их и опиши мои мысли. Я давно наблюдал за тобой и узнал, что ты пишешь, но никак не рискнул к тебе подойти. У меня мало времени на жизнь. Дни мои сочтены. Прошу, не называй моей фамилии, да я ее тебе и не сказал.

Мы попрощались. Я долго думал над его высказываниями.

Когда приехал в Братск, решил исполнить его просьбу.

Морозов Александр Иванович,

г. Дебальцево, Украина



ДЕМОН



Ты готова? Ну ладно, слушай,
Напросилась, да будет так!
Твой единственный, самый лучший,
Будет нервно курить табак.
Уведу я в такие дали,
Так расширю твой горизонт,
Нет понятий таких у Даля,
О таком не писал Бальмонт.
Что ты знаешь о ярких красках?
 В краске нынче от слов моих…
Что ты знаешь вообще о ласках,
И  принять ты готова их?
Что любовь?- это мир в ладони,
Пять секунд от обрыва вниз…
Это словно сбесились кони
Обезумели…Понеслись…
Это где-то уже за гранью,
Бесконечности два зеро.
Знаешь, если любовью ранен,
Значит в жизни тебе везло.
Я тебе расскажу про счастье…
Ты приляг и глаза закрой…
Но захочешь ли  возвращаться

После сказок моих домой?



ПОЛОВИНА СОБАКИ

(Реальная картинка сегодняшнего дня в Дебальцево)



Намечается новая драка,
Перерезана пуповина.
На соседском заборе – собака,
А вернее – её половина.
По посёлку стреляют с Востока,
Вновь на прочность проходим проверку
На оборванной линии с током
Провода коротят фейерверком.
Снова эти ужасные “бахи”,
Приносящие страшное горе.
И кишки половины собаки
На соседском красивом заборе…
Слышал здесь я и правду и враки,
Видел здесь и Христа и Иуду,
Но глаза половины собаки,
Я навряд ли когда-то забуду…

РЕАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ…
Не уберёг Бог
…………………нас от лукавых,
Войну назвали
………………….они АТО.
Грохочет слева,
…………………..стреляют справа
И крыша в дырах,
…………………..как решето.
Земля Донбасса –
…………………..сплошная рана,
Воронка злобно
…………………..открыла рот,
А кукловоды
…………………..ужасно рады,
Забрал бы чёрт их,
…………………..да не берёт.
Лежу в кровати –
…………………..гляжу на небо,
Сквозь дыры в крышах
…………………..видна луна.
Всем было вдоволь
…………………..вина и хлеба,
Сегодня – вдовья
………………….моя страна.
Приносят горе
………………….любые войны,
Смерть забирает
…………………..и тех, и тех….
Воронку скоро
…………………..вода заполнит,
Людей погибших
…………………..присыплет снег.

КАК ЛЕШИЙ СВАТАЛ АФРОФРАНЦУЗА
Леший улыбнулся: “Дорогой мой”.
(По французски я не больно смыслю)
А лягушка с бабушкой Ягою
Приворотное несут на коромысле.
От грибов здесь «плющит и колбасит»
Их отведав – сразу станешь выше
И, грассируя, промолвит леший: “ЗдГасьте,
Мы, конечно с вами не в ПаГиже,
Но и здесь хватает развлечений,
Выпил – и лягушка королева,
А намедни, заезжали черти
И Ягуся наша овдовела…
Задержись здесь, путник, перехожий,
Ведь она с чего на всех сердита -
Мужа нет, ни кожи и ни рожи,
Но зато ужасно домовита.
Будешь спать, как барин – на полатях,
Будешь кушать каждый день мясное,
Лишь один у Ёжки недостаток
От рожденья – с костяной ногою.
Это мелочь, кто без недостатков,
Но зато, какие варит зелья…
Отхлебнул – и сразу всё в порядке,
Поутру не мучает похмелье.
После зелья – не пойдёшь налево
И направо не пойдёшь… и ладно…
Скажешь Ёжке: “Ты, как королева,
Я – король твой, дорогая Ладо.”
А чего в постели вытворяет…
Да тебе такого и не снилось.
Как уважить мужа – бабка знает,
Не вчера, поди, на свет явилась.
У тебя другое  будет утро -
Уведёт тебя в такие дали…
Можешь мне поверить, «Камасутру»
Под диктовку у неё писали.
Я и сам бы к ней в мужья набился,
Как ты понял, я из местных – леший.
Я б на этой вдовушке женился,
Но она, мои увидев плеши,
Отказала б, говорят, не любит
Бабка-Ёжка, лысых и плешивых,
Ну а ты курчавый, пышногубый,
Чернокожий, с иностранной ксивой.
Как ей не пойти за иностранца,
Хоть вообще-то дело не в престиже,
Можешь быть ты полным голодранцем
И прописки не иметь в Париже…
Шарм имеешь – чёртики во взгляде,
Хоть, конечно, мавры не в новинку,
Раз в столетье, всё же заезжали
В нашу позабытую глубинку.
Я вон, три столетия здесь маюсь,
Чёрный, словно уголь пережженный,
Перед смертью мне призналась мама,
В том, что согрешила с негром Джоном…
Это к слову, не во мне же дело,
А в тебе, парниша, соглашайся!
Молодцу ведь не пристало бегать
От долгов, врагов, семьи и счастья.”





ЯМБИЧЕСКАЯ СИЛА



Ночью Муза посетила,
Но жена не дружит с ней…
Эх, ямбическая сила,
Дактилический хорей!




ЗНАКОМСТВО С РОДИТЕЛЯМИ НЕВЕСТЫ



Со мной давно сожительствует Муза
Украсивши поэта бытиё.
Я был не против этого союза,
Собрался сватать Музу. Мать её

Подруга Зевса – “крошка ” Мнемосина
Имеет в общем очень грозный вид.
Меня обнимет крепко, будто сына,
(Так испокон веков у титанид

Заведено). Потом предложит кубок
Так, не большой – с огромную бадью…
И спросит строго – “Крепко любишь Музу?
Гляди в глаза и отвечай – Люблю!”

Напротив титаниды я, как карлик,
С серьёзным видом – складка меж бровей,
Предстану скоро. Не до перепалок

С, вполне возможной, тёщею моей…

И, что бы не затягивать неловкость,
Отвечу громко, искренне: ” Люблю!”
И сократится между нами пропасть
И примет Зевс меня в свою семью.

Поселимся мы с Музой на Парнасе
Построим дом, хозяйство заведём.
Теперь я знаю, что такое счастье -
Когда хотят подольше быть вдвоём.

Мы с Музою друг-друга обожаем
И с каждым днём всё более близки.
Она мне ребятишек нарожает,
А я  ей – гениальные  стихи.





МИР В МОЁМ ДОМЕ



Сегодня у меня в доме поселился Мир. Нет, война не закончилась, но в доме стало не так тоскливо и безнадёжно. Мой Мир не элитный и избалованный – обычный, самый обыкновенный. Но он добрый и он нуждается в моей защите и ласке.

Когда  я отправлял из обстреливаемого города в глубокий тыл свою первую семью, они оставили мне в наследство пса и трёх котов.

Каждый день, по пристрелянной дороге, ездить за 6 километров, даже на велосипеде я не мог. (Другие виды транспорта  у нас отсутствуют), поэтому, у оставил денег соседу, попросив его кормить пса, хотя бы хлебом, я получил возможность наезжать с горячей пищей для животного раза два в неделю, а котов пришлось отлавливать и перевозить к себе.

У меня во дворе – два дома, в одном живёт мать, в другом – мы с женой, а теперь и с тёщей.  Привезли её к себе из казёнки, чтоб не  беспокоиться за неё. Так вот, у матери сейчас на иждивении кот и кошка. Кошка своя, а рыжего персидского кота, передала семья брата, перед тем, как эвакуироваться из Донецка в Казахстан. Понятно, что приезд ещё трёх хвостатых вряд ли был бы принят с восторгом. Поэтому я построил на даче, которая всего через дом от меня для  четвероногих переселенцев большой вольер в котором три стены были деревянными, одна стеклянной и накрыл всю эту конструкцию шифером, поставив внутрь домики с сеном, чтобы было теплее спать. Так моё хозяйство и жило некоторое время. Дважды в день, когда не стреляли, я ходил кормить их, менять воду, погладить и успокоить.

Но, после очередного обстрела посёлка, стекла в кошачьем вольере разбились и коты разбежались.  Когда я пришёл, начал их звать, ко мне прибежал только один – рыжий с белым. Он оказался самым умным и, я думаю, что у него всё будет хорошо в дальнейшем.  Я не стал стеклить вольер, (в городе со стеклом и шифером сейчас крайний дефицит) и кот получил свободу перемещений, так для него необходимую, но всегда приходил, когда я его звал. Через время он вычислил место моей дислокации и уже сам наведывался, напоминая мне о моих обязанностях.

Примерно с неделю назад, жена с тёщей, не выдержав ежедневных обстрелов, уехали из Дебальцево. Я остался сам на хозяйстве и вчера пригласил кота в дом. Но во время первого визита дальше летней кухни и коридора он не продвинулся. Сегодня же кот уже осваивается во всём доме.
Он так  хочет ласки, трётся у ног и выгибает спину, когда я его глажу. Я не помню, как его звали раньше, поэтому я решил, пусть это будет Мир.

Теперь Мир – в моём доме.  Дай Бог, чтобы мир пришёл, наконец, и на Донбасс!





Морозова Елена Александровна,

г. Волгодонск, Российская Федерация



ПАРУС НАДЕЖДЫ



Чистый парус моей надежды  

Треплет вихрем чужих сомнений,

Гнутся мачты от убеждений –

Рвутся белые, жаль, одежды.



Кружат коршунами невежды,

Топят в море своих иллюзий.

Черным пишет их соль аллюзий

На просторе души безбрежном.



С ветром справится чувство меры,

Щепки в мачты расставит время,

Серый парус очистит совесть.



Жизнь прекрасней с поддержкой веры,

Друг подставит плечо и стремя…

Жаль реальность – не эта повесть…





КОГДА…



Когда тихонько тикают часы,

Когда в окно настукивает дождик

И муркины щекочутся усы –

Я чувствую, во мне поет художник.



Когда на чай зову подружку-ночь,

Когда мурлычет мерно холодильник,

И сладко спит, посапывая дочь –

Жду – песня зазвучит… Ан нет, будильник.





ЗВЕЗДОПАД НАД ДОНБАССОМ



Закрой глаза. Прислушайся. Сверчки.

Они поют ночную серенаду.

От наслажденья ширятся зрачки,

И ночь несёт приятную прохладу.



Смотри. По небу катится звезда.

Подставь ладони – вымолви желанье.

Гляди ещё, ещё, ещё одна.

От восхищенья замерло дыханье.



Но небо хмурит брови. Грянул гром.

Посыпал град расплавлено горячий –

И место, называемое дом,

Низверглось в ад, захлёбываясь плачем.



Прошу тебя – открой свои глаза.

Прошу тебя – взгляни на это небо.

И пусть кругом беснуется гроза –

Но ты молчишь, уйдя в чужую небыль.





Морозов Александр Александрович,

а/г Рытань, Гродненская обл.,

Республика Беларусь



БОЛЬШОЙ ПРИЗ



- И сегодня, в нашей ежедневной послеполуденной викторине выигрывают счастливчики: Джон Уэст, Синтия Уоррен, Морис Чамп … – вещал диктор, улыбаясь с экрана телевизора лениво развалившемуся в кресле Ларри Рэду. Напрягая глаза, которые уже начали потихоньку слепнуть, Ларри изо всех сил вглядывался в экран, хотя ничего важного там никогда не показывали. Послеполуденная лотерея – ничто. Все равно ведь, если он выиграет, ему сообщат. Смотреть стоило только вечернюю.

Кряхтя поднявшись с кресла, Ларри, шаркая ногами, доковылял до кухни. Немытая посуда, пустые бутылки и консервные банки. «Черт побери, когда ж снова я выиграю уборщицу?» – тоскливо подумал Ларри, осматривая остатки коньяка на донышке красной бутылки. Убирать не хотелось. Вылив коньяк в раковину, Ларри подошел к входной двери, накинул куртку и вышел на улицу.

  Постояв немного перед входом, он осмотрел улицу. Жаль, нет Сэма Уорда, уж он – то знал толк в том, как убить время. Ох уж этот старый ублюдок, выиграл главный приз в вечерней лотерее «Для тех, кому за 60». Видимо, приз был достаточно крупным, так как после того, как Сэм в спешке ловил такси для поездки в Департамент Игр, его на этой улице больше не видели. Через неделю в доме жила уже другая семья. Чертыхнувшись, Ларри сплюнул на клумбу и, застегнув куртку, зашагал в сторону магазина. «Почему не я?» – его мысли крутились вокруг этого камня преткновения, а память старательно прятала все его выигрыши. Дерьмо. Все дерьмо по сравнению с главным призом. И выиграть его должен он! «Уж я – то заслужил!»- буркнул он себе под нос, начисто забывая первый пункт конституции: « Все люди будут наделены благами, но какими – напрямую от них не зависит». И вправду, он никогда не бедствовал. Выигранный им когда-то медицинский полис позволял не переживать по поводу здоровья. Приз в виде пожизненного абонемента на безлимитную покупку товаров в лучшем городском супермаркете давал возможность не чувствовать ни в чем недостатка. Но  Ларри не устраивало то, что, например, в магазине нельзя было покупать более 6 продуктов в сутки. Кто придумал это? Почему 6? Вспомнив об этом, Ларри пнул ногой урну, нервно сплюнул сквозь зубы на тротуар, затем пугливо оглянулся. Не хотелось лишаться какого-то выигрыша только из-за того, что инспектору приспичило прогуляться в этом чертовом захолустье с утра пораньше.

Слева он заметил кучку народа, скопившуюся возле уличного Распространителя, уныло продающего им билеты, и  тоскливо слушающего их беспрерывный ной по поводу слишком маленького выигрыша и радостные вопли по поводу большого. Законом было установлено право учавствовать не более чем в трех лотереях за день, но «Спеки» уже расставляли свои палатки вдоль улицы. Пока еще было слишком рано для копов, но Ларри заметил двух невзрачных парней, стоящих на страже в разных концах улицы.

Таблоид, висящий над входом в метро, показывал имена выигравших в утренней лотерее. Ларри сунул было руку за проездным, но, вспомнив, что в этом месяце удача ему улыбалась нечасто, сплюнул на дорогу, надвинул шляпу на глаза и зашагал пешком, благо идти было недалеко.

 Южные кварталы были пустынны. Часы, висящие на каждом доме, мерно позвякивая, отсчитывали время. Ларри шел мимо и ощущал, как в его мозгу этот звон соединяется, формируя девиз их мира: «Лотерея, лотерея, лотерея…». Он ускорил шаг, но звон настигал его без труда, и вскоре Ларри подчинился его воле. Ступив на алый ковер супермаркета, он первым делом прошаркал к стойке с бесплатными лотерейками, а уж затем поздоровался с кассиром:

-Здорово, Фрэнк. Черт тебя дери, когда-нибудь ты станешь таким же худым как я.

Сидящий за прилавком упитанный чернокожий парень заулыбался.

-Да ладно тебе, Ларри, это все абонемент в фитнесс-центр. Что, и вправду заметно?

Неопределенно мотнув головой, Ларри прошел в торговый зал. Ему захотелось сплюнуть, но вспомнив, где находится, он лишь тихо чертыхнулся. Чертова лотерея. Можно было нигде не работать и бить баклуши целыми днями, с голоду ты не умрешь. Но и выиграть что – либо серьезное можно не надеяться. Бесплатные лотерейки хороши тем, что в них есть всё. Но этого недостаточно. Ничтожное количество людей шло работать только ради самой работы. Это были рудименты общества. Ларри себя таковым не считал. Проработав всю свою жизнь, прежде чем выйти на пенсию, он был «Игроком», тем, кто работает ради игры.

Остановившись рядом со стендом, на котором радугой выложили лотерейные билеты, он на какое-то время задумался. Чертово везение. Отступил на шаг, снова подошел. Пересчитал билеты. Их оказалось триста шестьдесят. Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, Ларри на секунду закрыл глаза, но лучше не стало. «Черт,» – прорычал он, заставив людей, также выбирающих билеты на вечернюю лотерею, обратить внимание на беспокойного старика. Проклиная весь мир, Ларри почти бегом покинул супермаркет. Фрэнк что-то крикнул ему вдогонку. «Пошел к черту!» – бросил через плечо Ларри и вышел через стеклянную дверь.

Найдя ближайшую лавочку, он упал на нее, содрогаясь всем телом. Как так произошло, что он, Ларри Рэд, не смог выбрать билет. Сделать то, что он делал каждый день на протяжении всей жизни.

- Да что со мной? – вырвался из его горла приглушенный всхлип.

- Может быть, вы просто устали выбирать? – раздался рядом с ним тихий мужской голос.

Повернув голову, Ларри увидел, что рядом с ним сидит высокий, чуть сутулый человек с ярко-синими глазами. В руках он держал небольшой кожаный чемодан. Их взгляды встретились и незнакомец протянул руку:

- Морган Уокер.

Чуть поколебавшись, Ларри пожал её.

- Ларри Рэд.

Какое-то время они сидели молча, пока Морган не нарушил тишину:

- Я видел вас в торговом центре. Мне показалось, что вы не смогли выбрать билет.

Ларри насторожился, затем, чуть помедлив, спросил:

- А вы случайно не «Спек»?

Морган широко заулыбался и энергично затряс головой:

- Ни в коем случае, мистер Рэд. – Опустив руку в нагрудный карман пиджака, он извлек визитную карточку и передал её соседу.

Напрягая слезящиеся глаза, Ларри прочитал: «Морган Уокер. Эксклюзивный распространитель Департамента Игр.»

- Не слышал я никогда об «эксклюзивных распространителях, – проворчал Ларри, изучая карточку.

Морган улыбнулся еще шире.

- Мы не особо афишируем свое присутствие, мистер Рэд. Мы не продавцы. Наши услуги более индивидуальны.

- В каком смысле?

- Лотерея – это бизнес. Да – да. И чтобы люди не теряли к ней интерес, нужно делать шоу.

- Я это понимаю.

- Но, если пустить все на самотек – шоу не будет. – Морган посмотрел на Ларри многозначительным взглядом и умолк.

- То есть вы…

Морган кивнул.

- Именно, и мне кажется, вы достойны стать следующим победителем вечерней Лотереи.

- Вот черт!

Морган кивнул.

- Точно!



Закрыв за собой дверь, Ларри прислонился к стене, тяжело дыша и сжимая в руках небольшой кусочек картона. Немного погодя он включил свет и прошел в гостиную, на ходу включив телевизор. На экране тотчас засветился логотип лотереи. Он едва успел.

Прошли две трети передачи. Одна «до 20», вторая «от 20 до 40». В каждой из категорий был определенный выигрыш, вот только его никогда не называли. Просто «Большой Приз».

Когда на экране появился ведущий лотереи – щеголеватый упитанный мужчина в белом костюме и его ассистентка в черном микро-платье, Ларри напрягся. Морган был убедителен, однако, до конца поверить в то, что вот сейчас он выиграет «Большой Приз», Ларри не мог.

Ведущий ослепительно улыбнулся, давая собравшимся полюбоваться на мастерство его личного стоматолога, и кивнул ассистентке, которая незамедлительно нажала большую красную кнопку с надписью «Приз». На большом электронном табло начали мелькать буквы. Все быстрее и быстрее, напоминая рой пчел, они летали, менялись местами и исчезали, пока, наконец, не замерли, сформировав четыре имени. С сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, Ларри прочитал своё. Оно было вторым сверху.



На следующее утро за ним, как и было договорено с Морганом, заехали. Огромный черный лимузин остановился перед подъездной дорожкой. Из него выпрыгнули два репортера, взяли у Ларри интервью, после чего все вместе залезли в машину. Лимузин снялся с места и покатил по шоссе. Ларри откинулся на спинку мягкого кожаного дивана и закрыл глаза. Руки немного тряслись. Сбылась мечта всей его жизни и теперь «Большой Приз» от него отделяло каких-то десять миль. Через пять минут Ларри уже стоял перед громадным серым зданием Департамента Игр. А еще через минуту он был уже внутри.



Его встретили как короля. Проводили на пятнадцатый этаж, где симпатичная секретарша приняла его на поруки и провела в просторный зал с четырьмя белыми диванами, стоящими вдоль стен. На трех из них уже сидели. Трое мужчин – кто-то выглядел старше, кто-то младше, но все явно старше шестидесяти – с любопытством оглядели новоприбывшего. Затем они по очереди представились друг другу, и Ларри узнал в них победителей вчерашней вечерней лотереи. Сев на свободный диван, он хотел было спросить у них, что будет дальше, но промолчал. Через пару минут в комнате появились еще несколько репортеров и взяли у них общее интервью. Затем у каждого по отдельности. Ларри никогда не смотрел эту часть программы по телевизору. Ему было плевать, кто были выигравшие и что с ними будет дальше, но теперь он вошел во вкус и терпеливо отвечал на вопросы репортера.

Наконец это закончилось, и на пороге появился Генри Ллойд – директор Департамента Игр. Лучезарно улыбаясь, он пожал всем присутствующим руки и пригласил первого из них в свой кабинет.

Какое-то время оставшиеся три счастливчика молчали. Разговор не клеился. Когда директор появился в дверях снова, он кивнул Ларри и тот незамедлительно последовал за ним. Лишь на один миг он задался вопросом : «А куда делся первый победитель?».



В кабинете было светло и уютно. Генри сел в мягкое глубокое кресло и жестом попросил Ларри следовать его примеру. Какое-то время они рассматривали друг друга, потом Генри прервал тишину.

- Прежде всего, позвольте мне поздравить вас, Ларри, – С этими словами он улыбнулся той самой улыбкой, которая позволила ему стать главой Департамента.

Ларри кивнул, хотя по большому счету ему было плевать, что говорит этот напыщенный индюк.

- Я хочу просто уладить формальности, – продолжил Генри. – Видите ли, в виду отсутствия рабочей силы пополнять призовой фонд очень тяжело. – Ларри кивнул, хотя и не понял до конца, к чему он клонит.

 - Поэтому, прежде чем вы получите «Большой Приз», я попросил бы вас подписать кое-какие бумаги.

Стопка белых, словно первый снег, листов легла на стол между ними.

Ларри пробежал по ним взглядом. Отказ от недвижимости, отказ от предыдущих выигрышей. По его лицу мелькнула тень сомнения, что незамедлительно заметил Генри.

- Вам нет нужды беспокоится, Ларри. После получения «Большого Приза» вы больше не будете ни в чем знать отказа.

То ли голос директора Департамента так убеждал, то ли обстановка вокруг расслабляла, но Ларри вдруг подумал: «А чем, собственно, черт не шутит» и поставил внизу листов жирную размашистую подпись.

Генри наклонился через стол и хлопнул его по плечу, убрав листы со стола с ловкостью, достойной фокусника.

- А теперь прошу вас пройти в дальнюю комнату для получения призов,  – произнес он, указав на дверь в конце кабинета.



Открыв дверь, Ларри увидел перед собой винтовую лестницу, ведущую куда-то вниз. Спустившись по ней, он очутился в небольшой комнате. Стены, потолок, пол – все из серого бетона. Посредине стоял стол с двумя стульями, на одном из которых сидел огромный мускулистый детина. Заметив Ларри, он кивнул ему, приглашая присесть. Ларри сел напротив. Детина смотрел на него без тени любопытства, как, наверное, смотрят на муху, занеся над ней мухобойку. Прокашлявшись, Ларри произнес:

- Простите, но я хотел бы получить «Большой Приз».

Детина улыбнулся одними глазами.

- Подожди секунду. – Голос его был под стать телу. – А вот и он!

Что-то холодное коснулось затылка Ларри в тот самый момент, когда он заметил темно-красную полосу, тянущуюся по полу кабинета к металлическому люку. Выстрела он не услышал.





Москалёв Виталий Иванович,

г. Полоцк, Республика Беларусь



НЕБЕСНЫЙ ЦИКЛ



1.ЧТО В НЕБЕ ТАКОГО СИНЕГО?…



Что в небе такого синего?

Что в чувствах такого нежного?

Сквозь тучи небесного инея

Я вижу начало безбрежное.



Я вижу течение вечности

В лазоревой ткани божественной.

Жемчужины солнечной млечности

О дальнем искрят путешествии.



Лучи от небесного кокона

Исходят в сиянии таинства…

В тепле их людская жизнь соткана,

В тепле их она и рождается!



Что в небе такого синего?

Что в людях такого светлого?

О, как их красивы линии,

Улыбка лица приветного!



Глаза светят юными звёздами…

И как же не верить, что были мы

В любви божьей бережно созданы –

Землею и небом любимые.



И пусть краток миг цветения,

Но сласть эта долго помниться,

Как помниться жажда весенняя:

Глазами до неба дотронуться.



2. В НЕБЕ…



В небе не бес, а Бог,

В небе не боль, а быль.

Если бы только мог,

Я бы на небе жил.



В небе не грязь, а синь,

В небе не сон, а явь!

Небо –  меня не покинь.

Небо –  меня не оставь!



3. НЕБЕСНАЯ СТРАНА



Люблю читать небесную латынь

По библии кочующего ветра.

Смотреть, как брызжет солнечная синь

Лучами несгораемого света.



Как жаль, что время терпит, но не ждет.

По каплям жадно пью свою судьбу я,

А мне бы устремиться в небосвод

И мять глазами глину голубую.



Как жаль, что неизменна суть вещей,

И мысли часто гибнут в человеке;

А мне бы похлебать небесных щей,

Зарей разгладив заспанные веки.



Искать далекий птичий караван,

Глазами погружаясь в бесконечность…

Зовет меня загадкой дальних стран

Небесная страна с названьем Вечность.



УХОЖУ ОТ ТЕБЯ…



Ухожу от тебя… огородами.

Полуголый по клумбам ползу,

Утекаю секретными тропами

Проклиная ночную росу.



Натыкаясь на ветки крыжовника,

До сих пор слышу рьяный стук в дверь…

Шкафа нет. Куда деться любовнику?

Отступаю, как загнанный зверь.



Огибая канавы с крапивою

И заборов минуя редут

С неожиданно взявшейся силою

Меня ноги несут и несут.



Ты твердила: “Не будет любимого!”

Повторял же с опаской: “А вдруг?”

Так какого же черта плешивого

Заявился рогатый супруг?



Принесла обормота нелегкая,

Не успела нагреться постель…

Кто-то сзади махает винтовкою.

Видно я – его главная цель.



Не догонишь, смотаю я удочки!

Еще рано мне в ящик играть!

Ах, зачем же, послушал я дурочку

И остался, дурак, ночевать!



Потерял я от страсти внимание,

В женской ласке разнежился, гад!

В слепоте полового желания

Приключений нашел на свой зад.



Ухожу от тебя огородами:

Полуголый, вспотевший, хмельной.

Убегаю секретными тропами

От любви неудачной такой.

                                               



ОДА ЖЕНСКИМ НОГАМ



Мой Бог, смотри, какие ноги!

Им в целом мире равных нет.

Идите прямо по дороге,

А я пойду за вами вслед.



Какой изгиб! Какая голень!

Какой изысканный загар!

Я на глазах натер мозоли

И прозевал любимый бар.



Вот это да! Вот это ноги!

Таких я сроду не видал!

Хоть парень я довольно строгий,

За ними вечно б я шагал!



Я без ума от ваших линий

И стука бойких каблучков!

Вы переняли от богини

Всю презентабельность богов!



Вот это ноги! Чудо ноги!

На вас сошелся клином свет!

Куда ж свернули вы с дороги?

А впрочем… я за вами вслед!





БРОШЕННОЕ СЕРДЦЕ

1.



Я подобрал его на мостовой.

Оно лежало – чистое, невинное, нежное сердце и медленно покрывалось инеем разлуки.

Я поднёс этот едва бьющийся, начинающий синеть комочек к своим губам и попытался отогреть его маленькое пульсирующее тельце тёплым дыханием.

Кто же бросил его здесь, чуть не разбив, оземь?..

Кто же вышвырнул его, как мусорный пакет, за откровенной ненадобностью, без цели, без смысла?

Кто отверг его признания в любви, кто же не смог понять силу выраженного чувства и великолепие, которое оно заключало в себе? Кто оставил рубец на сердечной ткани, так бесцеремонно и жестоко обойдясь с ним?

Мимо меня лавиной проносились машины. Люди торопились на работу, погружённые в свои заботы. Полоцк всё больше и больше наполнялся будничным шумом, который не вписывался в его старинный облик, где каждый камень живёт мгновениями далёкого прошлого.

Я стоял в глубокой растерянности, бережно держа крохотное сердце в руках. Не каждый день рождается любовь, чтобы с ней так жестоко обходиться. С таким же чувством безразличия и злости выбрасывают домашних животных за порог, обрекая их на скорую гибель. С таким же чувством безответственности и ненужности оставляют детей на произвол судьбы. С таким же чувством непонимания и нежелания понять оставляют человека одного в беде.

  Неужели люди настолько измельчали в однообразном течении жизни,  что разучились любить друг друга, перестали стремиться к этому?  Ведь любовь – подвижное чувство.

Любовь, как огромный океан, в котором живут человеческие души. Океан, который постоянно видоизменяется: то нахлынув на берег жизни бурлящей пучиной волн и оставляя на нём следы выраженных чувств, то отступив в сумбурном отливе и готовясь к новому порыву, то замерев в безмятежном штиле, давая ощущение покоя и задумчивую радость тишины, то вновь проснувшись и закипев, омывая своими водами стучащее жизнью сердце.

   Вечно меняющаяся стихия, вечно притягательное чувство, насыщающее жизнь весенними соками…

Сердце медленно начало оживать в моих руках.

 Небо по-осеннему хмурилось тучами, сереющими беспредельной тоской и унынием. Морозный ветер метал мне в лицо редкие колючие снежинки и пытался вырвать из рук найденное сердце. Двина, еще не окончательно закованная в ледовый панцирь задумчиво извивалась вдалеке темно-синей лентой. Сколько подобных трагедий видела она в своей многовековой жизни?! Сколько людей от несчастной любви укрылись в ее великих водах?! Мне почему-то подумалось, что люди, как реки, текут или навстречу друг другу или всё более и более отдаляясь.  И у каждого человека своё русло, своя история.

         Сердце резко вздрогнуло в моих руках и учащённо забилось.

–  Расскажи, что с тобою случилось? – попросил я.

И сердце рассказало мне свою историю.



2.

Это была моя первая любовь, моё первое несравненно упоительное чувство. Оно вспыхнуло во мне, как первая звезда, озарив ночное небо моей жизни – неприметной, монотонной, скучной, осветив насыщенным и ярким светом ее темень. Оно дало мне возможность посмотреть на мир совершенно по-другому, проникнуть в него до самых корней, взлететь до самых далёких созвездий и обрадоваться тому, что видишь. Вслушиваться в птичьи голоса, вдыхать аромат распустившейся сирени, заполнять каждую клеточку, каждый миг прожитой жизни осознанием своей необходимости и жаждой любви, зная, что рядом с тобой бьётся сердце, к которому испытываешь это всепоглощающее чувство – изумительное, неожиданное чувство любви, до неузнаваемости изменившее мою жизнь.

         Казалось, вот она – та минута откровения и близости, когда два сердца сольются в одно, а слова любви объединят незримым обручальным кольцом две любящие души.

 Стук мой был сладок и напоён счастливой мелодией любви. Не стук, а ласковый трепет ветра на луговом раздолье, биение целебного родника в заповедном лесу, тонкий отзвук колокольчиков, золотящихся при полной луне.  Стояла потрясающая ночь. Меня охватывало чувство полёта. Ведь рядом, стирая пространство и время, страстно громыхало любящее и любимое сердце, без которого жизнь моя непредставима, без которого она – никому ненужная книга. Любовь покорила меня полностью, она обнажила все чувства, каждое дыхание счастливого мига, которое хотелось продлить, осознавая, что оно будет безвозвратно потеряно. И какая радость, какое облегчение охватывало меня, когда это дыхание вновь и вновь повторялось, всё глубже и глубже пронизанное любовью. Ах, эта незабываемая ночь, юная звёздная ночь!..

Под твоим небесным покрывалом два любящих сердца слились в одно, объятые одной движущей силой под завораживающие трели соловья, под мягкое убаюкивающее колыхание волн Двины, под пронзительно сладкий шелест цветущих кудрявых черёмух. Это было неповторимо. Каждая минута счастья неповторима в отличие от тягучих невнятно-тоскливых горестных минут.

 Эти горестные минуты мне пришлось познать уже туманным утром, когда сердце, к которому были выражены все потаённые желания, сказаны все заветные слова, выплаканы все счастливые слёзы, отвернулось от меня. Оно стало стучать сердито, холодно и грозно, признавая мою любовь заблуждением из-за неопытности, а свою любовь, называя роковой ошибкой.  Расчётливое холодное и подлое, оно воспользовалось моей любовью, как инструментом, как приспособлением для собственного удовольствия. Увы, но теперь дорогое мне сердце уже не было тем радостным, доверительным, искрящимся лаской и теплотой сердцем. Оно стало серое, холодное, будто покрылось остывшим пеплом. Только теперь мне стало ясно: ранее любившее меня сердце притворялось. Стуча рядом со мной, оно затеяло жестокую игру, которая заранее уже была разыграна. Любовь моя была обречена. Ей был вынесен смертный приговор.

         И это, уже безликое и необычайно суровое сердце, бросило меня здесь на мостовой умирать в одиночестве. Растоптав мою любовь, оно исчезло из моей жизни навсегда…

Поведав мне это, сердце устало всхлипнуло и, внезапно затихнув, едва-едва застучало, постепенно умолкая и смиряясь с потерей…

         ¬— Оставь и ты меня! Не трогай! Дай замерзнуть в тоске дней, дай умолкнуть и никогда больше не любить!



 3.

Я прижал безучастное, начинавшее вновь останавливаться сердце к груди, стараясь насытить стуком собственного сердца.

—   Живи, — сказал я ему.

— Ведь ты тот орган, без которого невозможны чувства, невозможна любовь, как невозможна и сама жизнь на этой земле. Вернись и начни всё сначала. Сохрани это великое чувство, чувство любви. Не дай ему умереть, раз оно забилось в тебе, иди с ним по жизни, развеяв житейский холод, наполняя глаза людей блеском   стремления и силой надежды. Ищи такое же любящее сердце.  Я верю, ты различишь его полный солнечной теплоты стук. Ведь ты, сердце,  обладаешь потрясающим талантом – умением любить!

И, словно соглашаясь со сказанным, оживающее сердце горячо затрепетало в моих руках, и я отпустил его. Воспрянувшее,  излучающее розовый свет, окрылённое сердце, ласточкой взвилось в показавшийся синий просвет неба и растворилось в ослепительной вспышке солнечного луча.

Неизвестных Виталий Николаевич,
п. Байкит, Красноярский край,
Российская Федерация

***
Любовь кольцо и хула-хуп.
Закрыв лицо, ты станешь глуп,
Открыв лицо – опять умён.
В кругу несбывшихся времён.
Зачем вся эта беготня –
Пойми, прости, поверь в меня?!
Как часто говорят, тебе
Оно зачем? В немой мольбе
Глаза твои, они хотят
Простить, раздумать и понять?!
Уйти, вернуться и обнять?!
Иль просто по ветру летят,
Как парашюты одува…
Увы, любовь всегда права.
———————————————–
В немой мольбе открыт мольберт
———————————————–
Возьми объемистый конверт
И письма все вложи в него.
Печаткой с вензелем Марго
Пришпиль сургучную печать.
Пора немного помолчать,
Чтобы сургуч слегка застыл
И остудил любовный пыл.
Нам удалось достигнуть дна –
Дыра от бублика видна!
И, как нашествие химер,
Все батискафы батисфер
Там, где всё видно на глазок.
Взмахни рукой ещё разок…
В глуши сомнений и тревог
Я позабыть тебя не смог.
А вот теперь пришла пора –
И свод времён заметно сжат,
И стёкла в доме дребезжат,
И ветер гонит со двора.
Пейзаж до одури знаком.
И кажется простым кивком
Твой долгий и печальный взгляд.
———————————————
Деревья листьями дарят.
И вот уже упала в грязь
Причинно-следственная связь.
Весной – любовь, зимой – тоска.
Или покрута у виска,
Или молитва колесу.
Как пусто и светло в лесу.


***
Белочулочнаяльдышечка кажется вам незапятнанной.
Кажется вам незлопамятной и одинокой слегка.
Словно художник, вы жаждете лист белоснежного ватмана
И остается пустяшное – быдло пустить с молотка.

Не по нутру вам приходится в комиксе страшная рожица,
Крики дурные и бравые: «Ты на плаву удержись!»
Сколько бы вы не печалились, быдло хлопочет и множится.
Быдло вторгается радостно в вашу закрытую жизнь.

Не напрягайтесь бессмысленно, подпись, увы, неразборчива.
Сколько бы вы не готовили пряник печатный и плеть,
Будьте уверены, граждане:  кроме всего, в смысле, прочего,
Быдло не любит печалиться и не желает взрослеть.

Что вам сказать в утешение этой порою вечернею?
Если вы впали в отчаянье – скверные, значит, дела.
Вы заплутали в трех сосенках, были исколоты тернием?!
«Белочулочнаяльдышечка, сколько ты чисток прошла?!»


***
Ах, эти пупырышечки тоски –
Виниловые ссадины и сколы…
Сниму пластинку с ветхой радиолы
И вспомню, как с тобою мы близки.


Накат воспоминаний – это боль
И ураган пульсирующей страсти,
И зоопарк – зевающие пасти,
И душ на пляже – смыть морскую соль.


Я каждый день смываю эту соль,
А к вечеру видны её проступки.
Смешно и грустно – мир настолько хрупкий,
Что счётчик дребезжит на цифре «ноль».


Ты проступаешь потом на жаре,
На холоде – мурашками по коже.
Я не пойму, на что это похоже!
Где правила? Где суть? В какой игре?


Ах да, я это всё придумал сам –
Играть с тобой в любовь, в тоску-разлуку.
И вот теперь прислушиваюсь к звуку
Твоих шагов, к далёким голосам…


Забыть бы, как с тобою мы близки,
И не снимать пластинку с радиолы.
В любой игре случаются проколы,
И проигрыш — не повод для тоски.


Твои шаги, потом каблукопад,
И ты сама, твой взгляд, твой вид уставший.
Проигрыватель – он же проигравший –
Умолк на полуслове невпопад…


С ДОЛЕЙ Ю О ГЛАВНОМ

Встретил тебя у причала –
Ах, как роскошна фигура!
«Чья бы корова мычала!?
Чья бы кудахтала кура!?»

Встретил тебя у театра –
Ах, ощущенье премьеры!
«Ты  моё светлое завтра!?
Ты моё счастье без меры!?»

Встретил тебя у болота,
Спящую на раскладушке!?
«Снова мерещится кто-то,
Вроде Царевны лягушки!..»

Встретил тебя в воскресенье
Утром за столиком блинной.
«Впору писать – донесенье
Или же явку с повинной!..»
………………………………….
P.S. Летом готовлю я сани,
Слушая молнии-громы.
Встретил тебя на диване.
«Сколько же лет мы знакомы?»


УЧИТЕЛЬСКАЯ  ПРОТЕСТНАЯ

Вам бы всё приколы,
Я ж седой от горя!
Не могу без школы,
Как моряк без моря!

Шла старуха с тестом,
Увалилась в снег…
Акции протеста
Выросли в цене.

Вновь деревья голы –
Надоело лето.
Не могу без школы
И без кабинета!

Шла старуха с тестом,
Увалилась в снег…
Акции протеста
Выросли в цене.

Дети кока-колы
Вышли в депутаты.
Не могу без школы,
Лучше без зарплаты.

Шла старуха с тестом,
Увалилась в снег…
Акции протеста
Выросли в цене.

Проплывает тучка
В виде буквы «Ж».
Будет ещё лучше?
Да некуда уже!..
***
Я учитель, а не грузчик!
Я ничей, ничей, ничей!
Я живу в народной гуще
Среди тёлок и бичей.

Вот бы хату мне да с краю.
Жизнь весёлая, отстань!
А так живу я, поживаю,
Слыша матерную брань.

–Наливай скорее дозу!
Разговор теряет нить! –
Сосед бабу ставит в позу,
Баба бегает звонить…

Вот бы хату мне да с краю.
Жизнь весёлая, отстань!
А так живу я, поживаю,
Слыша матерную брань.

Ночь прошла как день на съезде:
–Что с Америкой решать?..
Стёкла выбиты в подъезде,
Стало весело дышать.

Вот бы хату мне да с краю.
Жизнь весёлая, отстань!
А так живу я, поживаю,
Слыша матерную брань.

Я учитель, а не грузчик!
Я ничей, ничей, ничей!
Я живу в народной гуще
Среди тёлок и бичей.


МЫШОНОК И ЛЮБОВЬ
До окончания средней школы я вполне терпимо относился к мышам. Возможно, этому способствовали кошки, постоянно жившие в нашем деревенском доме. Но в студенческие годы произошел случай, надолго рассоривший меня с этим многочисленным серым племенем. Хотите, верьте – хотите, нет, но один маленький мышонок причинил мне не только материальный, но и серьёзный моральный вред. А было так.
Наше студенческое общежитие мало чем отличалось от других зданий и сооружений подобного типа. «Пристань» моя путевая представляла собой пятиэтажный дом кирпичного цвета, без балконов, с длиннющими коридорами, вахтерами недоверчивого вида и плохоньким буфетом на первом этаже.
Внешняя строгость общежития дополнялась комнатной обстановкой, состоявшей из кроватей, стола и встроенных шкафчиков для одежды. Шкафчики эти прозвались октантами, что вполне подходило к их невзрачности. Считалось, что такая спартанская обстановка благоприятствует формированию специалистов.
Но если читатель решит, что студент в течение пяти лет только и делает, что грызёт гранит науки, то, смею вас уверить, он глубоко заблуждается. Студент живёт богатой, хотя и не всегда сытой жизнью, в которой учёба занимает не последнее, но не всегда первое место. Он ходит в кино, театр, посещает музеи, выставки и влюбляется. Кстати, вездесущая статистика утверждает, что студенческие семьи – самые прочные.
Случилась любовь и со мной. Не любовь даже, а какой-то вихрь, подхвативший меня, закруживший на долгое время.
И во сне и наяву я видел лишь Её лицо. Однокурсники и преподаватели настолько отошли на задний план, что при редких встречах, не в силах полностью отключиться от мысли о любимой, я лихорадочно соображал: кто же это? – отвечая на приветствия, казалось, совершенно малознакомых людей. А закончился вихрь неожиданно и печально.
В тот вечер нас ожидала театральная премьера. Надев новый пиджак, купленный на стройотрядовские деньги, я спустился этажом ниже, вошёл в Её комнату и вдруг почувствовал, что кто-то копошится у меня подмышкой. О том, что было дальше, вы узнаете из её прощальной записки: «Я не могу встречаться с человеком, который в присутствии моих подруг пять минут стаскивает с себя пиджак и ещё минут десять трясет его и топчет ногами».
Вернувшись, я обнаружил дыру в нагрудном кармане своего изрядно потоптанного пиджака, а в самом кармане – огрызки конфеты и понял, что во всех моих потерях (конфета, билеты в театр, новый костюм, возлюбленная) виноват мышонок, который после сладкого решил отдохнуть в рукаве моего пиджака.
С тех пор прошло несколько лет. Боль утраты постепенно утихла, и я опять вполне терпимо отношусь к мышам, хотя, спокойствия ради, у меня живёт сибирский кот Василий.


Ненарадова (Бакунович) Ольга Васильевна,
г. Полоцк, Республика Беларусь

ДЫХАНИЕ НЕЖНОСТИ
                                                … лёгкое дыхание
                                              снова рассеялось в мире,
                                                   в этом облачном небе,
                                                в этом холодном весеннем ветре.
                                                                        И. Бунин

Я вижу вновь раскрывшуюся пропасть –
Своей души бушующий разлад:
Растерянность, нескладность и неловкость
Меня безмерной горечью томят.

Подслушав листьев первое шуршанье
Мне б устремиться на весенний зов,
Роняя только нежности дыханье,
Как капли на цветение садов.

Войти в осенний холод, постигая
Парение туманной синевы,
Совсем неслышно и легко ступая,
Едва касаясь высохшей листвы.

И обрести мелодию скольженья –
Тугую гибкость радужной дуги…
Но скованы неловкие движенья,
Но спутаны тяжёлые шаги.


КРУГОВОРОТ ПОЗНАНИЯ                                  
Я мир вселенной познаю с нуля –
Один Ваш взгляд тому причинной станет.
Густою тьмой покроется земля,
И время словно в лунный омут канет.

И пусть незримо в отголоски фраз
Вплетутся снов обманные мерцанья…
Я, словно чудо, постигаю Вас,
Как высшую загадку мирозданья.

А в безднах неба звёзд круговорот
Течение надмирное  несёт
Предвестьем неизведанных открытий…

Один Ваш взгляд – и станет мне ясна
Явлений сокровенных глубина
И суть вещей, значений и событий.


СВЯТАЯ КНЯЖНА
Когда, очертанья предметов стирая,
Сгущается тьма над рекой Полотой,
Обитель свою Евфросинья святая
Обходит неспешно с молитвой ночной.

И, словно светильник, во мраке сияет
Раскрытая книга в руках у Княжны,
И колокол снова свой глас устремляет
Сквозь время в просторы немой тишины.

Недолгое счастье богатства земного
И слава, как дым отлетят от огня, –
Лишь только благое и мудрое Слово
Сквозь вечность достигнет грядущего дня.

Как солнечный луч оживляет соцветья,
Так души спасает молитвы покров…
У дивной Княжны и в далеком столетье
И ныне немало забот и трудов:

В печалях и бедах утешить живущих
И снова идти неизменной стезёй…
И будут следы ее в травах цветущих
В предутренний час наполняться росой.


ОЛЬГИН ГРАД
Из путевых заметок

         … На остановке была начертана надпись: «Выбуты – родина святой княгини Ольги».
         Из автобуса вместе со мной вышла дачница, и я её спросила, как добраться до церкви Илии пророка. Оказалось, что идти придётся прилично, около трёх километров…
         Я пошла по едва заметной тропке, затем свернула на узкую песчаную дорогу. Дачница, оказавшись моей попутчицей, рассказывала о здешних местах. Таким образом, мне стало известно, что река Великая местами совсем обмелела и, если я решусь перейти бродом на другой берег, то попаду в деревню Ольгенец. Там находится колодец, выдолбленный в крутой известняковый скале. Он заполняется прозрачной холодной водой из «Ольгина ключа», из которого, по преданию, брала воду сама княгиня Ольга. На реке местные жители указывают «Ольгины следы» (подводные камни), «Ольгины ворота». Множество преданий бытует в этих местах о том, что здесь стоял «Ольгин дворец», о том, что на этой земле родился креститель Руси – святой князь Владимир, внук Ольги.
         Дачница сказала, что сама раз заходила в местную церковь:
 – Кажется, вот  – видна! Близко! А начинаешь подходить, так словно отдаляется! Идешь-идешь и никак дойти не можешь! Так что, коль опоздаешь на автобус, заходи ко мне, – сказала она на прощание, указав свой дачный домик.
         До церкви я шла еще минут десять…
         Ильинский храм, построенный в XV веке псковскими мастерами, расположен в живописном месте на берегу реки Великой. В былые времена рядом с Ильинской церковью был пятиглавый Ольгинский храм, от которого остались лишь заросшие руины. По преданию, недалеко от этого места, переправляясь через реку, князь Игорь повстречал свою будущую супругу – княгиню Ольгу.
         По словам известного псковского историка – археолога А. С. Князева, при Ильинском храме хранились сани княгини Ольги, но когда и куда они исчезли – неизвестно…
         На лужайке перед Ильинским храмом я увидела красивый гранитный камень с табличкой, указывающей, что Выбуты – родина княгини Ольги.
         У церковных ворот мое внимание привлекла надпись: «Желающий войти в церковь, позвони в большой колокол». На звон вышла пожилая женщина – смотрительница храма. Знакомство оказалась трогательным. Наверное, так встречают друзей после долгой разлуки. Незаметно пролетел час. Я уже не успевала сходить к основанию Ольгиного камня, взорванного в 30 годы          XXвека и находящегося всего в 500 метрах. На его остатках установлен памятный знак в виде пирамиды из валунов, увенчанный кованным крестом.
         Простившись со смотрительницей храма, я бросилась бежать на остановку, надеясь, что автобус придет с опозданием.
         Мой путь лежал вдоль реки Великой. Дорога казалась безлюдной и бесконечной.
         На обочине стояла легковая машина. «Почему кто-то остановился в этом месте? – размышляла я. – Может быть, рыбаки?»
         Тем временем машина тронулась и проехала бы мимо меня, если б я не махнула рукой. Подбежав к передней дверце, я спросила шофера, не едет ли он в ближайшее время во Псков и не подбросит ли меня до остановки. Водитель ответил, что во Псков он поедет, но через час или полтора, и что сам еще наверняка не знает.
          – Впрочем, садитесь, – сказал он, освобождая сидение возле себя, куда я уселась, сообщая ему о том, что путешествую по святым местам.
Проехав несколько метров в сторону шоссе, шофер внезапно передумал и резко развернул машину, сказав, что сейчас выяснит, нужно ли ему задержаться здесь или нет… Подъехав к Ильинскому храму, водитель попросил меня помочь перенести несколько сумок в церковь. Тут же выяснилось, что того, кого он ожидал здесь увидеть, не оказалось на месте, а посему можно было немедленно отправиться в путь.
Я вновь уселась в кресло автомобиля. И, почему-то желая оправдаться за навязчивость, стала говорить о том, что когда увидела машину недалеко от церкви, у меня сложилось впечатление, будто это батюшка приехал или кто-нибудь из прихожан…
Впрочем, вид нового знакомого совершенно не тянул на прихожанина, а тем более на батюшку. Это был темноволосый мужчина лет сорока семи с длинным хвостом волос, с резкими движениями и суровым взглядом. Я поинтересовалась, крещёный ли он, православный ли…
 – Я-то крещённый, православный…, а вот вера… Я знаю, что там что-то есть… Сила, которая следит за нами, может быть, вмешивается…, но более… Нет, все остальное – не для меня! У вас свой путь, у меня – свой!
Водителя звали Владимиром. Он, расспросив о моих дальнейших планах и узнав, что я желаю попасть в Изборск и в Псковский Кремль, предложил подвезти, уверяя, что сам туда же планировал направится и совсем не отклоняется от своего маршрута…
Грузовая машина ехала за нами и явно шла на обгон. Владимир  резко затормозил и тут же, набирая скорость, обогнал злополучную машину, покрывая ее водителя страшными ругательствами.
 – Нет, так не водят, как он! – вопил новый знакомый, но скоро, успокоившись, пожалел, что выругался при мне. Я, испугавшись резкого толчка, схватилась за ремень безопасности, да так и ехала до самого Изборска… Было ясно, что за рулем сидел человек отчаянный. Такой, если ему что-нибудь станет поперек пути, бросится в любую переделку и глазом не моргнет.
Зазвонил мобильный телефон. Владимир был явно не расположен разговаривать с абонентом:
 – Ну живой я, живой! – заверял он кого-то.
 В ходе разговора стало известно, что Владимир работал некоторое время на телевидении в программе Новостей, а теперь является главным администратором частного ресторана Москвы. А в настоящий момент возвращается домой из путешествия на Север. Маршрут Владимира был написан на заднем пыльном стекле его машины: Москва – Ладога – Соловки и т. д. Он путешествовал по Карелии, побывал на Ладоге, на Белом море и даже за Полярным Кругом. Ехал на Соловки, но что-то помешало ему. И вот теперь он возвращается в Москву и хочет заехать в Новгород. Выяснилось также, что Владимир увлекается фотографией. Его привлекают древние крепостные стены, камни. Он любит суровую природу Севера… Владимир, по-видимому, что-то фотографировал в тот момент, когда я увидела его машину, стоящую в чистом поле у реки в Выбутах. И на протяжении всей нашей совместной поездки, если какое-нибудь место чем-то привлекало его, он останавливался и фотографировал.
Приехали в Изборск. Долго плутали по плохой дороге, ища проезд к источникам двенадцати апостолов. Место оказалось сказочным. Возле древней крепости, из горы били двенадцать водопадов, которые сливались затем в один широкий ручей, втекающий в Святое озеро.
Я с удовольствием стала ходить по ледяному ручью от водопада к водопаду. Как одно мгновение пролетел час…
Промокнув почти до нитки, я набрала воды и спустилась к озеру. Множество белых лебедей плавали у самого берега. Туристы приучили их брать хлеб прямо из рук.
Кто-то из местных жителей сказал нам, что в Изборске есть еще один источник, помогающий при болезнях глаз, который потому и называют «глазным». Покружив среди запутанных тропок, мы, наконец, вышли к источнику. Умывая лицо, Владимир шутя заметил, что ему завтра нужна будет помощь свыше. Я пыталась тут же рассказать несколько эпизодов из жизни святого князя Владимира, о его духовном прозрении…
Удаляясь от источника, мы увидели на обочине дороги кота с больным глазом.
 – Иди, иди на «глазной источник!» – посмеивался Владимир.
Чуть позже, обедая на веранде изборского ресторанчика, Владимир, остановив взгляд на Изборской крепости, высказал свое недоумение:
 – Не пойму я этих воинов… Ну, идет войско, подходит к крепости… Ну, стоит крепость и пусть стоит себе. Прошли бы мимо, ан нет… Им почему-то нужно ее непременно взять!
 – Что тут непонятного? – возразила я, – ведь это же азарт! Интересен сам процесс: возьмем – не возьмем… А ведь здесь Изборская икона Божией Матери защитила крепость!
– Пусть вышли они с иконой, – продолжал Владимир, а враги могли передумать и просто уйти. А если это не действие иконы, а простое совпадение, случайность?
 – Так неужели Вы считаете и появление всего мира такой же случайностью, – не сдавалась я.
 – Нет, это другой вопрос.
 –  А не чудо ли то, что сегодня произошло с нами?
 – Ничего чудесного. Просто немного везения…
Усаживаясь в машину, Владимир показал два камня размером с кулак.
 – Один – из Ладожского озера, другой – из Белого моря, – объяснил он.
 – Со дна морского? – спросила я.
 – Нет, конечно.
Я про себя отметила, что ничуть бы не удивилась, если бы камни оказались из морских глубин.
Из Изборска до Пскова доехали за одно мгновение. Машина летела как птица, преодолевая 160 км в час.
Подъехали к Псковскому Кремлю.
 – Как во сне, как в сказке! – повторяла я, осмысливая все происшедшее с нами и не веря в реальность происходящего.
 – Ольга! – говорил Владимир, прощаясь, – когда у тебя будет своя машина, ты не гони ее, как я… Так ездить нельзя!..
Выйдя из машины, я оказалась у Кремлевских стен.
…Троицкий собор Псковского Кремля основан княгинею Ольгою. Когда святая шла с проповедью христианства на свою родину, при впадении реки Псковы в реку Великую дивно просияли три соединившихся луча. На этом месте княгиня поставила крест и основала храм во имя Святой Живоносной Троицы. Святая пророчески возвестила о том, что здесь будет воздвигнут «град велик». Исторически достоверно, что равноапостольная Ольга явилась основательницей города Пскова. Потому 24 июля – день памяти святой княгини Ольги – празднуется как День города, иначе именуемого как Ольгин-град…
Уже темнело, когда я прибыла на Псковский вокзал. Ожидая маршрутку на Печоры, я думала о том, что нынешнее везение является исключением из правил, что не стоит принимать желаемое за действительное и искушать судьбу, – а сказка лишь до тех пор хороша, пока она остается сказкой. Что же касается моего случайного знакомого, то разве можно характеризовать человека, личность столь ограниченными понятиями: хороший – плохой, добрый – злой?! Да и в личностных ли качествах дело, если чей-то Зов располагает наши злые сердца к деланию добра, к откликновению…


Николаенко Никита Альфредович,
г. Москва, Российская Федерация

ЗАСТУПНИЧЕСТВО СВЯТОЙ МАТРЁНЫ

    До недавнего времени я и слыхом не слыхивал о такой святой. Да и потом, когда услышал, продолжал сомневаться – а есть ли такая на самом деле? Но дальнейшие события подтвердили – есть! Впрочем, обо всем по порядку.
    Ты знаешь, я нашел хороший способ, как тебе спасти твою грешную душу! – без обиняков обратился я по телефону к старой подруге, едва набрав ее номер. Это как же? – поинтересовалась она недоверчиво. Тебе следует срочно пожертвовать деньги известному писателю, и тогда черти не так сильно будут терзать тебя там, в преисподней. Каюсь, грешен! Взял на себя смелость давать оценки тому, над, чем был не властен.
    Денег ты от меня не получишь ни копейки, и не забудь еще вернуть долг, те двадцать пять тысяч, которые взял раньше! – недовольно напомнила подруга. – А, чего? Двадцать пять тысяч – это ни то, ни се, а вот пятьдесят тысяч рублей – звучит красиво! Да полно напоминать-то! И так не забыл! Обменялись, словом, любезностями.
    Что, трудно приходится? – спросила она после короткой паузы. – Нелегко! Не отказался бы от очередного займа! Понимал, что просил впустую. Москва слезам не верит! – Угольком в аду поделимся! – в тон ответила собеседница и понизила голос.
    - Знаешь, что я тебе посоветую! – Что же? – Есть такая святая Матрена, она помогает в подобных случаях, сходи в церковь, обратись к ней, увидишь – поможет! Да ты что, с ума сошла, что ли! – последовала эмоциональная реплика. Грешно смеяться над попавшим в беду человеком! – Нет, серьезно. Вот я недавно обратилась к ней за помощью и получила наконец-то деньги, которые давно зависли. Поясню для ясности. Предприимчивая подруга имела небольшое швейное предприятие. – Так, тем более! Самое время помочь страждущим праведникам! – сел, было, я на любимого конка, но собеседница перебила. – Денег не дам! А ты сходи и не пожалеешь! – настойчиво повторила она.
    - Какая Матрена! Ты кому это предлагаешь? – справедливо возмутился я. Бывшему заместителю секретаря партийной организации! Старая подруга прекрасно помнила то время, и не понаслышке знала, о чем это я говорю, но в диспут вступать не стала. Я тебе совет дала, а там – как знаешь! – ответила она. И вообще – некогда мне с тобой разговаривать! Обменявшись еще короткими любезностями, мы прекратили разговор. Я остался не солоно хлебавши.
    Что заставило обратиться к старой подруге? Нежелание накапливать долги по квартплате? Найду деньги, хоть одной заботой меньше будет! – успокаивал я себя. Но, деньги никак не находились и тревога росла. Девочки – студентки, которые снимали комнату, слава богу, съехали, а новых жильцов я пока не торопился подыскивать – мешают сосредоточиться! Где достать деньги?
    Срочно разместил в Сети объявления о преподавании венгерского языка. Когда-то удавалось неплохо держаться на плаву благодаря репетиторству. Не сезон, правда, но лето уже закончилось. Должны появиться ученики. Должны!
    Тем временем, скудные запасы таяли на глазах. Как мог, утешал себя. Питание скудное – не беда! Зато диетическое! Вон, каким стройным стал за последнее время! В лагерях, кстати, еще хуже кормят. Время от времени, для поднятия боевого духа, я перечитывал “Один день…” Солженицына. Он, ведь, отсидел восемь лет, кажется. И ничего – дожил до седых волос! Не сгинул и не пропал! Гиляровский еще вспоминался. Как во время скитаний, бурлаком, ел пшенную кашу и запивал ее водой из Волги. Вот и я тяну лямку. Тем более что много мне и не надо!
    Давно ведь освоил методы экономного ведения хозяйства. Знал, как обойтись горстью крупы на завтрак, яблоками на обед да сухарями на ужин. Но, запахи! Тут над собой я оказался не властен! Проходя мимо жилых домов, легко улавливал аппетитные ароматы. Ах, жареной картошечкой пахнет, на сале! Да и тут картошка, тушенная только, с мясом, и не такая вкусная! Ах! Красота!
    Все это хорошо, да вот, квартира требовала оплаты, и вывешенные в подъезде плакаты напоминали жильцам о том, что лучше не тянуть с этим делом. За стоянку тоже давно платить пора! Все бы ничего, но постоянное безденежье не давало возможности заниматься творчеством. В мыслях я возвращался к деньгам, а не к сюжетам очередных рассказов.
    Нелегко приходится творческой личности в современной России! Член Союза писателей, кавалер и лауреат, я вынужден был жить на подножном корму, а иначе – никак! Творить после работы? Это, то же самое, как предлагать профессиональному спортсмену потренироваться после смены. Не получится! Впрочем, и раньше было не легче. Еще Гоголь писал о себе – “…я писатель – и потому должен умереть с голоду”?
    Может быть, действительно сесть в офис, поработать, как следует? Но, тогда о писательстве придется забыть. Или, бог с ним, с творчеством? А если поработаю немного – то деньги появятся!
    Гуляя вечерами, я стал обращать внимание на мужчин моего возраста и даже старше, возвращающихся с работы. Как и их молодые коллеги, они бодро шагали по проспекту, бережно неся папку с ноутбуком, но в отличие от молодежи, вид имели растерянный. Это молодые люди не знали другой жизни, а потому и могли заблуждаться, что все в порядке. Эти-то знали! Легко угадывалось сомнение – что-то здесь не так, что-то не то я делаю!
    Даже внешний вид их оставлял желать лучшего. Нет, с костюмами, с галстуками, все казалось в порядке, но вот – лица! Выглядели они устало, изнеможенно даже. Еще бы – целый день просидеть в офисе!
    Вот тут я выгодно отличался и подтянутой фигурой – находил полчаса позаниматься на тренажерах, и загаром – было время посидеть у старого пруда, обветриться. Это удалось хорошо освоить. Да и понимал, что при всех бытовых трудностях, работаю на себя, а не на “дядю”. Много работал, поскольку четко осознавал, что делаю, и какие задачи стоят передо мной. Вот только, денег бы добыть немного! Но, денег по-прежнему не было.
    С мыслью о работе в офисе я расстался на удивление быстро. Воришки значит, жируют на колхозные денежки, а мне – в офис садиться? Нет, уж! А вот вам, твари! – и, сжав кулак, я попеременно показывал крупный кукиш то в сторону Рублевского шоссе, то в сторону центра города. Мне нужны силы и время бить по поганой идеологии. Непростое это дело. Терпения много требуется. Усидчивости.
    Ничего! – подбадривал себя. Вот, появится хоть один ученик по венгерскому языку – станет намного легче! Но ученики что-то не появлялись. Пришлось дать-таки очередное объявление о сдаче комнаты в аренду. Объявление разместил, но по опыту уже знал, что найти подходящих жильцов будет непросто. Потребуется время. Со стоянки между тем, звонили, напоминали, что все сроки оплаты уже прошли. Нехорошо! То, что комнату сдам рано или поздно, я понимал. Только вот – как продержаться до этого счастливого момента? Запасы любимой гречневой крупы уже к концу подходят! Знакомо! Все это я уже проходил прошлым летом и знал, что перемелется – мука будет! Но и понятие сложности ситуации не слишком добавляло веселья.
    Утопающий, как известно, хватается и за соломинку. Да что я потеряю, если последую совету подруги, и обращусь к этой – как ее, к Матрене? Ну, не поможет – не беда. Не очень-то и рассчитывал! Зато повод будет повеселиться потом. Была – не была! Зайду в церковь и попрошу содействия. Все равно по вечерам мимо гуляю.
    Сказано – сделано! В один из тихих вечеров я направился не просто на прогулку, а с определенной целью – к церкви! Неплохую церковь возвели у нас на Нахимовском проспекте – парк разбили и территорию благоустроили! Заходить внутрь я не стал, обошел вокруг, только. Посмотрел на крест, на золотые купола.… Ну, выручай, Матрена! – попросил просто, фамильярно даже. С тем и, отбыл восвояси.
    На следующий день, вечером, идя мимо церкви по другой стороне улицы, я замедлил шаги и посмотрел сперва на памятник Дмитрию Донскому, почти закрытый проезжающими машинами, а затем перевел взгляд на золотые купола. Услышали ли меня? Деньги-то где? Скоро ли получу? Интересно – каким образом разбогатею – на счет переведут, что ли? Или на домашний адрес? Номер счета для пожертвований давно висел в интернете. Без толку, правда.
    И тут раздался звон колоколов. Колокола! Сначала заговорили тонким голосом маленькие колокола, затем, тяжелым басом к ним присоединился и большой колокол. Мелодичный звук разнесся по округе. Врачуют душу эти звуки, это точно!
    В это время, шедший навстречу прилично одетый молодой мужчина в офисной униформе – синий костюм, клетчатая рубашка, ноутбук, остановился, повернулся к храму, перекрестился и низко поклонился. Вот как люди относятся к богу! Вот это я понимаю! А, я? Разве мою просьбу услышат? Да никогда! Почувствовалась легкая грусть. Не видать мне денежек! Грехи опять-таки давят на плечи. Тут я даже немного повел плечами, словно освобождаясь от нелегкого груза. Впрочем, все в прошлом! – тут же успокоил себя. Сейчас-то я провожу время как праведник – в посте и молитвах. О земном, правда. Мысль о вынужденном посте навеяла тоску. Осень на носу! Граждане урожаем новым питаются, к зиме готовятся. А я все стройнее становлюсь! Нет сейчас никакого поста! Я прибавил шаг. Из яблочного сада, за церковью, повеяло аппетитным ароматом. Мелодичные звуки еще долго доносились вслед.
    Минул еще день – другой. Утром, по расписанию, я отправился позаниматься на недавно установленных тренажерах, недалеко от дома. Ни одного человека не встретил по дороге. Пустынно было вокруг. На купюру, лежащую на асфальте, я сразу обратил внимание – моя! И достоинство ее определил моментально, хотя она и была аккуратно сложена – пятьдесят рублей! Два килограмма гречневой крупы и на хлеб еще останется! – калькулятор в голове сработал незамедлительно. Когда нагибался за ней, обманывал себя, немного – а, может быть, и не пятьдесят рублей вовсе, а все пятьсот? Отойду подальше и рассмотрю ее, повнимательнее. Не успел попросить – и, на тебе! Подарок! Давно что-то, мне деньги на дороге не попадались! Но, главная удача ждала еще впереди.
    Прошло еще дня четыре. Раздался звонок. Говорил незнакомый мужчина из другого города, писатель. Можно, я пришлю Вам на рецензию свою книгу, послушаю Ваши советы и заплачу за это пять тысяч рублей? – предложил он. – Отчего же не посмотреть книгу – присылайте!
    Звонок не сильно удивил меня – не то, что пятьдесят рублей на дороге! Ко мне стали обращаться начинающие, и даже маститые писатели. Из разных стран пишут. На полном серьезе. Слава, знаете ли, растет понемногу. Работаю много, публикуюсь во многих русскоязычных изданиях.
    Как литератор со стажем я понимал, что почти любой текст можно подготовить к печати, и даже опубликовать его, а потому на дельные советы не поскупился. И, книгу оценил по достоинству – подойдет!
    Я перевел Вам деньги! – объявил мужчина, перезвонив через неделю. Пять тысяч действительно поступили, и я незамедлительно отправился с ними в Сбербанк, оплачивать квартиру. На душе сразу полегчало. Молодец, Матрена! – мысленно похвалил я благодетельницу. Буду проходить мимо, зайду к тебе – поблагодарю! С этой мыслью я отправился на очередную прогулку, слегка отклонившись от привычного маршрута. Несмотря на вечер, пустынно казалось на улице. Листочки желтые стали опадать уже. Аккуратно сложенная купюра, лежащая на асфальте рядом с листочками прямо по ходу моего движения, притянула к себе взгляд моментально. Что за шутки! Так не бывает! Наметанным взглядом без задержки определил и достоинство купюры – пятьдесят рублей! Ну, это уже слишком! Я даже не стал торопиться поднимать ее – все равно никуда не денется, мне послана! Постоял над ней так, в задумчивости, поглядел сверху. Два килограмма риса и пачка дешевого чая! – пронеслось на этот раз в голове.
    Подобрав купюру, я двинулся дальше, по ходу предаваясь глубоким размышлениям. Не первый раз сталкиваюсь с необъяснимыми явлениями. Нет, не бывает такого! Любой математик подтвердит, что вероятность найти на дороге две купюры одного достоинства с интервалом в несколько дней – тысячная доля процента! Но это, если считать обычным порядком. А вот, с заступничеством святой Матрены – совсем другой расчет получается. Помогла святая, как ни крути, ни верти, однозначно! Ведь я просил? Просил. Помогла? Помогла.
    Тут же разыгрался и аппетит на свежем воздухе. Пожалуй, Матрена могла бы и побольше подбросить на бедность. Это я о том, что вместо пятидесятирублевых купюр мог бы найти и пятитысячные. Но, как известно – дареному коню в зубы не смотрят! Радуйся тому, что есть! – урезонил я себя и, не мудрствуя лукаво, поспешил в магазин за покупками. Даже сдачу еще получил. Не считая мелочь, высыпал ее карман и направился к храму, с благодарностью.
    Идти было недолго. Хороший таки парк благоустроили рядом с церковью! Опрятные дорожки проложили и скамейки поставили. Пройтись по нему – одно удовольствие! Перед оградой на паперти, сидел одинокой мужчина моих лет в рубище и просил милостыню. Рядом стоял пластиковый стаканчик с мелочью. Мельком бросил взгляд на стаканчик. Мало там лежало денег, мало!
    Да, а что же у меня с деньгами? Порывшись в кармане, я насчитал всего семь с половиной рублей. Вот беда! На свечку не хватит! Придется так поблагодарить Матрену, без свечки. Сильно расстраиваться я не стал. На этот раз зашел внутрь храма, и остановился на минутку – освоиться. Людей внутри оказалось мало – можно было сосчитать по пальцам одной руки. Добродушного вида полная женщина в очках сидела на стульчике и резала ножницами большой кусок материи на маленькие лоскутки. Изредка она напевала что-то себе под нос на церковным манер и улыбалась. Душевное спокойствие угадывалось в ней. Я приблизился.
    Вы не подскажете – а есть такая святая – Матрена? – обратился к ней учтиво. Есть! – ответила она охотно и радостно, как будто часто слышала подобный вопрос. Туда вон идите, прямо к ней и придете! – и она показала рукой на противоположную стену церкви. Без суеты я последовал ее совету. Поначалу растерялся – много икон вокруг, где же благодетельница? А, вот она! На стене висела большая, почти в человеческий рост икона. Чтобы просители не заблудились! – усмехнулся я про себя. Имя святой было написано старославянским текстом – “Матрона”. Подойдя совсем близко, остановился. Спасибо, Матрена! – поблагодарил кратко. Оставшиеся семь с половиной рублей бросил в ящик для пожертвований, стоящий неподалеку. Нашли? – весело обратилась полная женщина, когда направился к выходу. – Нашел, спасибо! То-то! – улыбнулась она, словно знала мою историю.
    На улице вздохнул полной грудью и, с чувством выполненного долга, двинулся домой. Навстречу по чистой дорожке широкими шагами шел рослый молодой мужчина в рясе, с бородой – батюшка. Он очень внимательно посмотрел на меня. Что-то мне нужно было от служителей церкви? Ах, да! Поговорить бы с ним не мешало! Написал ведь, уже про их службу в повести, отметил заслуги. Повесть была уже опубликована в журнале “Наше поколение”, да и в интернете тоже. Жаль только, что самого журнала у меня не было, не прислали. Молдова теперь заграница! Ничего, достану где-нибудь, тогда и побеседуем! – все это промелькнуло за одну секунду, пока огибал батюшку. Полуобернувшись, увидел, как вышедшая следом за мной молодая женщина в платке остановилась и поцеловала священнику руку. Вздохнул только – эх, грехи мои тяжкие!
    Проходя благоустроенным парком где играли мамаши с детьми, задержался и, обернувшись, бросил прощальный взгляд на золотые купола в свете уходящего солнца. Спасибо, Матрена! – поблагодарил еще раз святую, и на этот раз слегка усмехнулся. Эх, Валентина Егоровна меня не видит, бывший секретарь нашей партийной организации! Вот, удивилась бы! А может быть, и нет? Не задерживаясь более, быстрыми шагами направился в сторону дома. Не сильно, правда, обогатился, да не беда! На хлеб хватило и ладно, продержусь пока!
    Вечером, под тихую классическую музыку радиостанции “Орфей”, вновь вернулся к теме внезапного обогащения. А, может быть, и не Матрена помогла мне вовсе, может быть, мой писательский труд стал приносить свои плоды? Имелось в виду денежное выражение. Славы-то давно хватало, с избытком даже. Славы, но не денег. А как же тогда те две пятидесятирублевые купюры на дороге? Говорят, что у человека, в нелегкую годину обостряется восприятие? Может быть, и у меня обострилось не только обоняние на аппетитные запахи, но и банкноты стал чувствовать на расстоянии? Подобное предположение вызвало лишь, улыбку. Шалишь! Нет, без Матрены здесь не обошлось! Вовремя она подбросила деньги! Впрочем, деньги всегда кстати, – мягко напомнил себе, не позволяя расслабиться. Но, классическая музыка успокоила душу на время. Получил очередную передышку – уже хорошо!
    Терять время я и не стал. За короткий период написал очередной рассказ и разослал его по редакторам. А главное, остался самим собой – писателем! Однако кто дал такой ценный совет, кто подсказал, к кому обратиться в трудную минуту? Пора доложиться! Без промедления, набрал номер старой подруги и попросил кратко – перезвони! Я давно разговаривал с ней за ее счет. Ты знаешь, помогла твоя Матрена! – объявил ей без предисловий, и кратко поведал о событиях последнего времени. Она была занята, отвлекалась, отвечая на вопросы своих работниц, но дослушала все до конца. Вот видишь, я же говорила, что поможет! – ответила она в конце разговора. Мне же помогла! Но ты деньги, все-таки приготовь! – добавил я, вяло. Ничего не получишь! – сказала, как отрезала.
    Эх, стоянка еще не оплачена! – вспомнил я о грустном, едва закончил разговор с подругой. Не обратиться ли снова к Матрене? Но, нет! Хорошего понемножку – у нее и без меня страждущих хватает! Кстати  вспомнился нищий на парапете с пластиковым стаканчиком. Недаром в народе говорят – на бога надейся, сам не плошай! Уже десять лет, как писатель. Нелегко приходится? Ничего, справлюсь и дальше, как-нибудь! Ну, а если совсем невмоготу станет, обращусь тогда снова к святой Матрене. Теперь я знаю наверняка – она поможет!


Носачёв Сергей Алесандрович,
г. Чехов, Московская обл., Российская Федерация

НОСТАЛЬГИЯ

Старая мебель стояла опустошенной, распахнув скрипучие дверцы в ожидании новых хозяев, насытящих ее свежими запахами современной жизни. Окна, не прикрытые веками штор, рассматривали квартиру ясным летним взором. Над протертым линолеумом в коридоре возвышалась пирамида из полутора десятков рулонов обоев. Квартира звенела тишью предчувствия скорых перемен. Только паркет в комнате старчески поскрипывал, вторя поступи прежней давно почившей владелицы.
В подъезде зашелестел целлофан, зашаркали подошвы о вытертый коврик, тренькнул и провернулся ключ в замочной скважине – вернулись хозяева. Молодой человек внес стремянку, тут же с дребезгом прислонившуюся к стене. В другой руке позвякивал пакет, туго набитый бутылками. Девушка бросила свою ношу к обойной пирамиде, и забежала в туалет.
- С чего начнем? – улыбнулась она, выйдя из уборной.
- Мебель сдвинуть, – нарочитым голосом прохрипел парень. – Ковер скатать. Обои оборвать, стену…
- Все, хватит!! – Оля обняла его и укусила за подбородок. – За работу!
Оба оделись по-рабочему. Девушка нарядилась в старый мамин сарафан, парень надел затертые джинсы, кеды и клетчатую рубаху, доставшуюся то ли от матери, то ли от отца.
Ремонт начался. Скатанный ковер отправился в коридор. Из мебели в комнате были только старый гардеробный шкаф с антресолью и небольшой сервант. Оба были умело подкованы пластиковыми крышками и с легкостью передвинуты в центр комнаты. На обоях остались темные квадраты невыгоревшей краски.
Оля принесла ведро и широкими взмахами стала разбрызгивать из него воду на стены. Олег вышел из комнаты и вернулся с красным плотницким карандашом. Он небрежно обвел контур, оставшийся от шкафа, разделил его пополам, дорисовал ручку и замочную скважину.
- Мо-ло-дец! – хмыкнула Оля. – Может, делом займешься?
Олег показал ей язык.
- Те-бе ско-ро три-и-идцать… – насмешливо напела Оля.
Вооружившись шпателями, они принялись обдирать обои. Олег – стоя на стремянке,  Оля – внизу.
Комната, как змея, медленно теряла кожу. Синие цветы в плетенках сменились желтыми лилиями, но и те завяли бумажными завитками на полу, сменившись букетами роз на когда-то голубом фоне. Стены расставались с красками, становясь все более нагими. Вскоре бетон прикрывали только намертво вцепившиеся в него полупрозрачные от влаги желто-коричневые листы «Комсомольской правды». Нехотя Олег и Ольга цеплялись взглядами за статьи, понаслышке знакомые им – из школьной истории и из рассказов родителей: съезды, победы на трудовых поприщах и прочие свидетельства той жизни, которую они не застали.
Оля подумала, что жизнь в этих статьях замерла. События не остались в прошлом, они замкнулись сами на себе. И каждую секунду они происходят. Раз за разом. От этой мысли комната встрепенулась, тысячи слов, обогретых вниманием и солнцем, обрели голос и зашептали. Оля вздрогнула.
- Ты чего?
- Слышишь? – девушка замерла и прислушалась.
- Что слышу? – удивился Олег.
Оля махнула рукой – комната безмолвствовала.
Газеты решили оставить
Крупные обрывки обоев быстро распихали по полиэтиленовым мешкам. Мелкие были не готовы покинуть обжитую комнату, и изо всех сил вцепились в паркет. Но шпатель и веник, не обращая внимания на сантименты бумаги, справились и с ними.  В коридоре столпились четыре пузатых пакета.
- Вынесешь?
Руки парня тут же устало повисли вдоль тела.
- Может вечером?
- Ладно, я сама. А ты пока начинай. – Ольга кивнула на аккуратно сложенные рулоны, подхватила пакеты и вышла. Через закрывающуюся дверь успело проскользнуть: «Возвращайся скорее».
Олег грустно посмотрел на обойную пирамиду, достал бутылку пива из стоящего рядом с ними пакета и пошел на кухню. Он отдернул штору. За окном ничего не росло и не выстроилось; взгляд терялся в серо-голубой бездне чистого неба. Парень плюхнулся в глубокое кресло, стоявшее в углу, и отвернул колючую бутылочную шляпку.

***

В подъезде Ольге стало не по себе: что-то неясное, видимое, но еще не осознанное, окружило ее. Девушка огляделась. Пакеты предательски громко захрустели от движения, нарушив театральную тишь. Подъезд выглядел иначе. Он был тот же: перила, ступени, краска на стенах, и в то же время, изменился по всем пунктам. Краска сочная, не замаранная временем, потолки ярко-белые, паутины по углам как не бывало, пыль с подоконников исчезла. Все теперь отзывалось на желтые лучи, беспрепятственно проникающие сквозь необъяснимо чистые стекла. Подъезд словно помолодел. Ольга рассмеялась этой мысли и беспокойство рассеялось.
Она сбежала по ступеням. Лестничный марш теперь упирался в незнакомую дверь –  двустворчатую, деревянную. Вместо доводчика – массивная пружина.
- Ну это уже… Олег!  - Ольга бросила пакеты и, не прекращая звать мужа, взбежала вверх по лестнице, но, добравшись до квартиры, замерла. С ее входной дверью тоже произошла неясная метаморфоза – привычная металлическая исчезла, а на ее месте появилась старомодная, обтянутая дерматином и украшенная проволочными ромбами. Ольга оглядела соседние двери. Все они выглядели иначе, чем она привыкла. Девушка дернула ручку. Заперто. Ключ не подходил. На стук никто не реагировал.
Оля снова спустилась вниз. На последней площадке она остановилась. В тамбуре у входной двери ее дожидался брошенный мусор. Она покосилась на трубу мусоропровода, который теперь не работал.
- А вдруг… – и она потянула ручку ковша. Железный ящик с лязгом распахнулся. Девушка сбегала за мусором и поочередно отправила шелестящие пакеты в беззубую пасть. Вместе с этим она почувствовала, как оборвалась последняя нить с тем, что она считала реальностью. Что делать дальше, представлялось с трудом.
Оля медленно пересчитывала ступени пьяными шагами. От падения девушку удерживали только подрагивающие перила. Незаметно для себя она снова оказалась перед выходом из подъезда. Оля медленно раскрыла ее. На секунду она ослепла белым и зажмурилась. Но глаза быстро привыкли к свету, и она увидела свое детство.
Перед подъездом стояла полосатая, доска-просвет, лавка с чугунными боковинами-ножками. По обе стороны от крыльца росли густые высокие кусты.
Через дорогу от дома должен быть детский сад, но взглядом его было не достать – он запутывался в пышной летней поросли. Хотя теперь, в той реальности, из которой Ольга каким-то образом вышагнула, ни кустов, ни деревьев нет – все вычищено грейдером, укрыто асфальтом и заставлено машинами. Медленно ступая, девушка отдалялась от подъезда. Беспокойство сменилось радостным удивлением. Она почувствовала себя шестилетней девочкой, распаковывающей подарок. Так и подумала: «Я словно шестилетняя девочка, распаковывающая подарок». Но за каждым сорванным слоем обертки оказывался еще один, и предвкушение длилось и длилось. Олю затягивала старая, полузабытая «новизна» привычного пейзажа.
Справа деревья расступились и показалась небольшая асфальтированная площадка. На натянутых струнами веревках подрагивали постельное белье и несколько рубашек. Оля повернулась к дому. Он тоже изменился: облицовка светилась перламутровой белизной – каждый квадратик отражал солнце и дом походил на ограненный кристалл.
Оля давно простилась со всем, что теперь ее окружало, не надеясь свидеться иначе как во сне или на фотографиях. Но сны – фальшь, а фото – черно-белые. Здесь же отошедшее в небытие прошлое продолжает жить. Для проверки она сорвала с куста несколько листьев и растерла их в ладонях. В нос заполз свежий терпкий запах, ладони были желто-зелеными. «Все по-настоящему!»
 Девушка побежала вприпрыжку, как уже бегала по этой же дороге четверть века назад. Она едва сдерживалась, чтоб не захлопать в ладоши и не завизжать от удовольствия. Ноги радовались ровной дороге, от которой в ее настоящем остались только воспоминания, глаза – буквально всему.
Деревья были повсюду. Исчезли бесконечные пустыри – голые и унылые днем и заставленные машинами  по вечерам. Оля знала, что рано или поздно они родятся, но пока – повсюду деревья.
Оля вышла на широкую дорогу за домом, теперь, или снова, ставшую аллеей. Вдоль нее – прошва из фонарей, тех же, что будут стоять в будущем, но еще пока аккуратных, с плафонами. Навстречу ей три молодые мамаши катили свои смешные коляски и о чем-то болтали. Все как одна были одеты в сарафаны, которые сейчас носят только старушки, да и те разве что дома или на даче. «Может, это они и есть», – улыбнулась Оля, но ту же пристыдила себя – на ней был такой же халат, к тому же заношенный. Одна из девушек то и дело оглядывалась назад, на плетущегося позади босоногого карапуза в панамке, скорее напоминавшей трусы, и красных шортах.  Мальчик со всей возможной серьезностью через каждую пару шагов приседал на корточки и бил по асфальту прутиком.
Оля вскочила на белый каменный хребет бордюра. В этом времени, или мире, они, бордюры,  не превратились еще в дорожную разметку, сравнявшись с асфальтом. Девушка шла, широко расставив руки и смеясь.
Летнее марево принуждало к всеобщей неспешности. Одна Оля, захваченная происходящим, не обращала внимания на жару, нарушала идиллическую размеренность полудня. Но постепенно, то ли подчинившись молчаливому ритму, то ли отнесясь к происходящему, как к походу в музей, тоже замедлилась.
Бордюр вывел ее на центральную дорогу – широкий тракт, ведший от центрального въезда в военной городок к воротам части.  Здесь вдоль тротуаров в тени пышных сочных крон стояли фонари – низкие, старомодные, с головами в форме перевернутого конуса, с бумбонами поверх металлических беретов. Машин на дороге не было. Оля подошла к решетчатым воротам КПП. Шоссе за ними тоже молчало. Дежурившие солдаты высунулись из окна и игриво поздоровались. Оля, хихикая, ретировалась.
По «централке» она прошла к Дому офицеров. Здание выглядело внушительно-советским. На фасаде красовались несколько огромных орденов. В центре каждого – красная звезда и инструментальное перекрестие. Перед зданием площадь. В центре ее на двухметровом постаменте пока еще возвышался белоснежный бюст Ильича. Когда Оля училась в старших классах, вождю оторвали голову, и та с месяц каталась по всему городку. За неимением головы вскоре убрали и остатки Ленина. Потом исчез и сам постамент.
Площадь была полна детей. Мамаши болтали, рассевшись по лавкам. Малыши сидели перед ними и елозили мелками по теплому асфальту. Дети постарше отбегали ближе к памятнику. Захлебываясь временной свободой, они играли в салки, пинали мяч, или просто визжа носились вокруг цветочного подножия Вождя.
 Оля присела на отдаленную скамейку и стала разглядывать людей. Лиц было не узнать: выражения и взгляды были иными, чем она привыкла видеть. Вместо злобы и нервозности, в них была  спокойная уверенность, даже счастье.
«Интересно, сначала изменились люди, которые превратили городок в помойку, или наоборот, безрадостное убожество и упадок подчинили себе настроения?..»
Ей захотелось вернуться домой. Окруженная мыслями, она поднялась и двинулась в сторону дома, но, очнувшись от собственных шагов, вспомнила, что произошло, и повернула.
Высокие витрины военторга, уставленные муляжами продуктов, сменились запертыми в стекле игрушками и манекенами в старомодных костюмах. Здание военторга переросло в сруб детского кафе «Теремок». Девушка вошла. Внутри было прохладно, пахло молоком. Продавщица – в белом халате и чепце. Оля жадно втянула знакомый с детства аромат молочных коктейлей из настоящего молока и пломбира. Со стен смотрели отчеканенные и вырезанные из фанеры сказочные персонажи.  Продавщица улыбнулась, приглашая к прилавку, но денег у Оли не было и, грустно пожав плечами, она вернулась на улицу.

***
Олег допил вторую бутылку пива, но Оля все не возвращалась. Он выглянул в окно. По дороге лениво перемещались люди. Оли среди них не было. Решив не терять времени, Олег взял ведро с грунтовкой и принялся за стены. Намокая, газеты темнели и источали кисло-сладкий аромат. Вскоре дело было сделано. Олег перенес несколько обойных рулонов в комнату и вернулся на кухню.

***
За несколько минут, что Оля провела в кафе, улица изменилась. Все вокруг померкло, потеряло внутренний свет, так затягивавший девушку все глубже и глубже в декорации прошлого. Легкий летний ветер погас, деревья перестали шевелить листвой, лица людей вокруг посерели, их глаза потеряли осмысленность.
Оля торопливо обошла здание кафе и вышла к школе. По глазам ударил открытый горизонт. Пышного яблоневого сада, привычного глазу, еще не было. Вместо него из школьного поля торчали три десятка хилых подвязанных саженцев.
Оля обошла аппендикс спортзала, и вышла на школьный двор, где обычно проводили линейки. Снова свободное пространство. Половина здания еще строилась. Она знала, что корпуса были построены в разное время – ее родители учились только в «старой» школе. Но она верила только в свое прошлое. А в нем корпусов было два.
Людей не было. «Видимо, здесь тоже выходные». Девушка присела на крыльцо и бездумно уставилась на забор из горбыля, ограждавший стройку. Снова захотелось домой, но дом у нее появится не раньше, чем достроят новое здание школы, скроющее за собой лес, темнеющий вдалеке.
«Прошлое не имеет ничего общего с настоящим. Тем и прекрасно. Прошлое, настоящее и будущее как близнецы. Они разные и любят их за разное…» – девушка представила себе трех карапузов. Один был в сером  костюмчике, другой в голубом, а третий – в радужном и переливающемся. Это немного подняло портящееся настроение.
Цвета совсем исчезли. Мир вокруг стал черно-белым. Не смотря на страх перед этой метаморфозой, перемены показались Оле логичными: « Мир из фотоальбома должен быть именно такого цвета». Девушка посмотрела на свои руки: они не изменились. Она поежилась, еще острее почувствовав свою непричастность к окружающему.
Мир переставал был приветливым. Поднялся ветер. Деревья замерли безжизненными контурами, но гулкий шелест заполнил все вокруг. Гул быстро стих, и наступила молчь. Черно-белый мир сгустил краски. Оля почувствовала себя ребенком, запертым в темной комнате. Но выхода из этой комнаты она не знала. Девушка заплакала.
Внезапно кто-то открыл невидимую дверь в декоративную ночь, и узкая полоса света из неведомого коридора врезалась в пейзаж. Она высветила часть школы – башню в два окна – и белесое небо над ней. Оттуда в тишину прошлого залетали привычные звуки. Оля отерла слезы и побежала навстречу свету: он начался внезапно у нее под ногами и протянулся вперед и вверх. Она шла по желтой дорожке, сквозь подошвы чувствуя тепло прогретого за день асфальта. Слева и справа пульсирующая реальность была ограничена молчанием безжизненного прошлого.
Оля вдруг поняла, что происходит, и в подтверждение ее мыслям темнота по сторонам зашелестела. Когда шум стих дорожка уширилась вдвое. Но выхода все еще не было – тропинка в реальность упиралась в кирпичную стену школы. Оля села на  асфальт и стала ждать. Через час все здание заблестело окнами в косых лучах, скрыв собой сосновый бор.
Девушка с замиранием сердца следила за тем, как жизнь поглощает прошлое, постепенно сжимающееся до теней в дальних углах реальности, которым тоже придется стаять.
Оля ждала только одного – появления асфальтированной дорожки вдоль школьного яблоневого сада, и, когда она появилась, девушка со всех ног понеслась домой. Как никогда она радовалась помойке, устроенной в соседних со школой кустах, разбитым дорогам и мамашам, потягивающим пиво свободной от толкания коляски рукой. Знакомые лица, знакомый пейзаж с его такой привычной разрухой. «Реальнее некуда». То, что прошлое снова осталось позади теперь совсем не огорчало ее. Реальность сгорала в небытие каждую секунду, и сейчас казалась намного ценнее.
 Дома ее ждал рассерженный муж. Обои в комнате были поклеены, пиво выпито. Осталось только отмыть полы и поставить мебель на места.


Лариса Нури,
г. Париж, Франция

Le Château de la rue d’Orchamp

Hommage à Dalida et à son mystère


Toi,
qui passes
en trompe-l’œil
dans l’autre face du miroir,
toi seule,
tu déchiffres
un voyage,
un monde inconnu…

Il n’y a pas de place pour l’erreur,
dans la minute,
tu peux
revenir bredouille
de
ton drôle  de voyage…

C’est fou
comme tout est fragile,
comme aujourd’hui
les miroirs  se cassent pout un rien,
au gré d’un mot,
d’une vague,
d’une larme,
du vent…

Toi,
qui passes
en trompe-l’œil
dans l’autre face  du miroir,
dis-moi
ce que tu vois…


LindeBastide (Франция)


Замок на улице Оршам

ПосвящениеДалидеи ее тайне

Ты,
которая приходишь
как виденье
подругую сторонузеркала,
Ты одна,
расшифровываешь
путешествие
в неведомый  мир …

Тамнетместа для ошибок,
в течение одной минуты,
ты можешь
вернутьсяс пустыми руками
из
твоегозабавного путешествия …

Это безумно
каквсехрупко,
как сегодня
зеркаларазбиваются из-заничего,
во имяслова,
волны,
слезы,
ветра…

Ты,
которая приходит
как видение подругую сторонузеркала,
скажи мне,
что ты видишь…


000045

Saint Jean de Montmartre

                                     Hommage à nos enfance …s

Là,
où
chaque seconde
est le miracle du temps qui passe,
il faut rester dans ta lumière,
dans l’espace clos de tes rouges murs…

Laisse-moi entrer,
comme une première fois,
dans ce silence vagabond
au large des étoiles,
voir nos doutes,
nos printemps,
notre force à vivre là,
nos délires,
il fait doux,
dans nos prières
où l’espoir fait sa demeure…

Saint Jean de Montmartre,
enfant, j’ai senti la douceur d’une main,
la sève verte de la vie,
les étranges choses posées au bord de mon chemin,
des naissances d’arbres,
des passages secrets,
une certaine idée de l’inconnaissable…

Là,
dans ce monde-là,
où
rien n’est différent,
sauf, peut-être, finalement…
Laisse-moi entrer,
comme une première fois…
Sur la Place
un manège
traverse les secondes
de chaque jour qui revient,
indifférent,
au ras des aubes nouvelles

LindeBastide(Франция)

Сен-Жан-де-Монмартр

                                Посвящается нашему детству…


Там,
где
каждая секунда,
это чудоуходящего времени,
нужно простоостаться в твоемсвете,
в замкнутом пространстве твоихкрасных стен…

Позвольте мне войти,
каквпервые
в этобеспризорное молчание
в россыпи звезд,
увидетьнаши сомнения,
нашувесну,
нашу силу жизни там,
нашизаблуждения,
как тепло,
в наших молитвах,
где надежданашла свой приют…

Сен-Жан-де-Монмартр,
ребенком, я почувствовала мягкость той руки,
живительную влагужизни,
странные образыявилисьна моемпути,
Рождениедеревьев,
тайные пассажи,
странное представление онепостижимом…

Там,
в том мире,
где
ничто неотличается,
за исключением, пожалуй, наконец…
Позвольте мне войти,
каквпервые…
Наплощадь, где карусель
прокручивается сквозьсекунды
и каждый день, который возвращается,
безразлично
даст рождение новой заре.


000045

Square Suzanne Buisson

                                   Hommage à Gérard de Nerval et à Marcel Aymé

Ne fais rien soleil.
Juste là,
les escaliers de pierre,
fiers et seuls
sous les mains du lierre,
le sorbier des oiseleurs
le rouge corail des prunus pissardii
les  peupliers platanes
d’un poète perdu
dans le labyrinthe du Château des Brouillards…
Juste là,
le murmure de l’eau disparue,
l’ inaudible jaillissement
d’une source incertaine…
Ne fais rien soleil.
Souviens-toi
du sentier de la rosée,
de la Croix du But
acagnardée
à la frontière du maquis disparu…
Rien,
sauf peut-être,
regarder l’étrange univers sec
d’un granit fraternel…
Ne fais rien soleil,
rien, sauf, peut-être
regarder le passe-muraille,
maraudeur mystérieux,
et
poser ton mystère
sur le presque visage.
Ne fais rien soleil,
ses yeux ne se ferment plus….

Ici, simple alchimie des pas d’un chat
cloutés à la pointe aigüe
du ciel que la nuit va défaire…
Ne fais rien soleil.
Dans le silence de l’univers clos,
Saint Denis veille…

Linde Bastide (Франция)

Сквер Сюзанны Бюиссон
                               Посвящается Жирару де Нерваль и Марселю Эме

Не делай  ничего, солнце
Прямо там,
у каменных лестниц,
горды  и одиноки
под руками  вьющиеся лозы,
рябина птицеловов,
красный коралл сливы Пикардии,
тополь и платаны,
потерянного поэта
в лабиринте замка Туманов…
Прямо там
звук исчезнувшей воды,
слышно  журчание
неизвестного источника …
Не делай  ничего, Солнце
Вспомни
Тропинку росы,
Крест Холма,
прислонившегося
к границе исчезнувшего кустарника …
Ничего не остается,
за исключением, пожалуй,
смотреть на странный чёрствый мир
из братского гранита …
Не делай  ничего, Солнце
Ничего, кроме, может быть,
как подглядывать сквозь стены,
таинственным воришкой
и
разгадать твою тайну
почти на лице.
Не делай  ничего, Солнце,
его глаза больше не закрываются,
Здесь просто алхимия шагов кошки,
Шипованное с острым наконечником
небо ночью будет обновлено …
Не делай ничего, солнце.
В тишине замкнутой Вселенной,
Сен-Дени спокойно за всем присматривает…


Онгейберг Дмитрий Аркадьевич (Дмитрий  Аркадин),
г. Ришон-ле-Цион, Израиль

ПРОГУЛКА ПО АРБАТУ

Ты по Арбату шла  ко мне. Твою  державу,
совсем  другой я рассмотрел средь  колоколен.
А  загоревший в своей  бронзе Окуджава,
стоял с гитарой, снисходительно  спокоен.
Прочла ты стих чуть-чуть  поэту потакая,
                             явились сумерки в  неглаженой  сорочке,
                         и ночь московская  короткая  такая,
                         взяла  нас  за  руки, чтоб не поодиночке….


ПРО ЖИЗНЬ

Жизнь оказалась вдруг короче поворота,
длинней, пожалуй, что портняжного стежка.
Как будто кто-то вдруг известные ворота,
к тебе придвинул невзначай исподтишка.
Пускай архангел протрубит мне сбор,
к нему пролезу я через забор.


***
Дерева не высадил, бездельник,
не построил дом, очаг храня.
Только сын один – мой понедельник,
и не надо мне другого дня.
Может быть, успеть ещё до морга,
(Наплевать на разум и химер),
дать тому, кто в коме, дать свой орган.
Но не почку. Сердце, например.



ПРО АИСТОВ

Я умираю каждой ночью,
и снятся мне ребячьи дни.
Взлетают аисты воочию,
и надо мной летят они.

Возможно, это не случайно,
в краю, где гнёзд они не вьют,
кричат мне аисты отчаянно,
курлычут в небе и поют.

Я клёкот их, как в детстве слышу,
он плыл от речки, где камыш.
Какую здесь им выбрать крышу,
чтоб ты глядел на них, малыш?

Прости узор мой белорусский,
где белых птиц прекрасных рать!
Здесь и канал Суэцкий узкий,
и что здесь аистам искать?

Что делать в небе птицам белым,
где воевать любители,
свои границы метят мелом,
и воют истребители.

Что делать им, везде любимым,
кого прикрыть своим крылом?
Одним крылом к непримиримым,
другим к тем, кто поёт «Шалом».

Я расправляю крылья  тоже!
В плену у аистовых снов,
нет ничего душе дороже,
чем их летящая  любовь.

СРЕДА ОБИТАНИЯ

               Семидесятипятилетний  дедушка  Исай закапал себе глаза и часто-часто поморгал.  Потом  нацепил на кончик носа очки и продолжил  сосредоточенно писать: «Тусклая лампочка под  низким  потолком  была  сильно засижена мухами. «Откуда  им   здесь  взяться? -  зло  подумал Рашпиль. – Не должно тут быть никаких мух. Как они могли сюда залететь, если  малюсенькое, зарешётчатое окошко наглухо замуровано  в стене? А про дверь вообще и речи быть не может! Противно лязгают засовы, и  растворяется  узенькая форточка.  Заключенный получает пайку своей баланды и ни одной мухи». В этом месте не веселых воспоминаний Рашпиль  потрогал  лоб. Лоб показался ему горячим. «У меня, кажется, температура.  Не хватало еще  захворать в этой тюрьме!»     Рашпилю стало жалко себя. Жалко до  слез. Он отвернулся к стене и провел по ней рукой. Стена была шершавая, пахла известкой и сыростью.   Когда-то на воле, дома перед тем, как  закимарить, он поворачивался к стене, на которой  висел конкретный  красивый гобелен. На нем шесть не хилых подсолнухов  тянулись к солнцу, к  свету. Вокруг высокая зеленая трава. А конопли сколько! Видимо невидимо! Золотые  головки подсолнухов в натуре выглядывали из-под  нее. На одном из листочков, кажется, это был подорожник,  зеленая гусеница без всякого базара, взобравшись  на другую, выгибала над  ней спину. «Всюду любовь,  - думал Рашпиль, глядя на парочку.  Лязгнули засовы», – вывел дедушка Исай, но неожиданно лязгнули не засовы, а  в замочной скважине  мягко провернулся ключ,   и чуть  растворилась дверь.  В  желтом луче  утреннего  солнца  заплавали пылинки. В дверном  проеме показалась  Мира. Она   вытирала   о фартук  руки в муке. За ее спиной  настойчиво  просилась гулять  собака. Повизгивала и вертела хвостом.
                  -Папа, ты не забыл? Сегодня среда, твой день.  Не опоздай на свою службу. Заодно и    Чипе  устроишь утреннюю  прогулку!  - улыбнулась   дочь. Дед  Исай нащупал ногами под столом    домашние  тапочки, сдернул с носа очки и торжественно прочёл:                                                                                                              
Можно и не быть поэтом,
но нельзя терпеть, пойми,
как кричит  полоска света,
 прищемленная дверьми.
       
Минут  через десять   уборщик  Исай  весело гремел по улице  зеленой тележкой с не богатым  скарбом:  две  разлохмаченные  метелки  разного калибра, пару щеток    и  совок на длинной ручке, чтобы не слишком нагибаться за мусором. Он торопился на работу.  Впереди его бежала  Чипа. Собака  иногда  оборачивалась и смотрела на  хозяина с некоторым недоумением.  «Нет, а ты назови мне  хоть одного  писателя, которого кормили бы  строчки? – выговаривал  ей Исай.  - Нет, ты назови! Скажи мне! Молчишь! То – то же! Тем не менее,  не хлебом единым…»


Пропала   собака или  Вампировы  страсти
      (Водевиль)
             Скромная, однокомнатная  квартира в пригороде Москвы. Раннее утро. Слышно, как по радио, где-то в глубине комнаты  диктор говорит:  « …и в  самом начале этого солнечного, жаркого утра  радиостанция «Эхо Москвы» желает вам прекрасного настроения, светлых  улыбок, успехов в ваших делах.  По возможности оставайтесь на нашей волне». Раздаются несколько  настойчивых звонков  в дверь. К ней   никто не подходит. Звонки продолжаются. Дверь осторожно открывается. Входит Зоя. Приятная особа  лет 28-30.
                 ЗОЯ:
              - Есть, кто живой?
Осматривается, подходит к дивану, покрытому белой  простыней. Осторожно тянет  ее  на себя. Под  ней – мужское лицо. Лицо не молодое, но и далеко еще не старое.  
                       ЛИЦО недовольно:
            -Ну, в чем дело? Кто вы такая?
                     ЗОЯ:
           -Здравствуйте. Я представляю отделение  социальной   реабилитации и помощи людям, которые находятся  в  депрессии. Кто запутался  в сложных жизненных коллизиях и нуждается   в  психологической  поддержке, консультации и помощи.  Короче  мы для тех, кто практически попал  в экстремальные условия.  
                      ЛИЦО:
            -Занавесьте меня обратно и уходите. Я передумал вас приглашать. Ни в какой помощи  я не  нуждаюсь. У меня на диване нет  места   вашему экстриму.
                    ЗОЯ, заглядывая в бумажку:
                     -Вы  Вампиров?
                    ЛИЦО:
          -Кто? Какой я вам Вампиров? С ума, что ли вы сошли?
                           ЗОЯ:
         -Тут так написано. «Вам-пи-ров».                                    
                               ЛИЦО:  
              - Дайте-ка сюда.  Забирает   бумажку, громко читает: В.А. Ампиров. Ампиров – моя фамилия. А В.А. это – Валентин Аркадьевич.
                ЗОЯ:
         - Тут неразборчиво… извините. Ну, так, что с вами случилось, Валентин Аркадьевич?
                     АМПИРОВ:
            - Ничего не случилось. Я же сказал, что передумал вас приглашать.
                        ЗОЯ присаживается:
            - Поздно передумали, господин Ампиров. Я уже здесь. Рассказывайте.
АМПИРОВ:
           - Что тут особенно рассказывать. Нечего тут рассказывать. Аза у меня пропала. Если она не вернется – я не выживу.            
                      ЗОЯ:
           -А говорите -  в помощи не нуждаетесь. Наша  служба, как раз таким помогает.                  
 АМПИРОВ:
           -  Каким это «таким» позвольте вас спросить?
                    ЗОЯ:
              - Брошенным, покинутым.Помогает преодолеть  внутренний  кризис,
восстановить душеное равновесие, поверить в собственные силы.
                   АМПИРОВ:
                   - Это все  было у меня с Азой.
                                             ЗОЯ:
                      -Отчего ж тогда  она  ушла? Видно, мало уделяли ей внимания.  Я вам скажу – ничто  не делает женщину   прекрасней, чем вера супруга в то, что она самая лучшая.  А если женщина сама себе покупает цветы  к 8 – Марта  значит, так  думает, к сожалению,  только она. Что-то вы упустили, что – то не додали.
                            АМПИРОВ, запальчиво:
                      - Поверьте,  супруге  я дарил  цветы  не только к  8 – Марта. Она  их нюхала  в противогазе.
                           ЗОЯ:
                      -Ваша  шутка не уместна.
                       АМПИРОВ, в  крайнем возмущении:
                    - Что касается   Азы, то  она ни в чем не нуждалась! «Не додал?!». Да она  меня  у дверей всегда встречала,  с рук  ела, спала со  мной. А ее кто – то взял и сманил.  
                            ЗОЯ в сторону:
                           -О жене, как о собаке. «Взял и сманил». А с кем бы вы хотели, чтобы супруга ваша  спала? С соседом что ли?
             АМПИРОВ продолжает, не слушая:  Всего – то и осталось у меня от нее вот это. Вытаскивает из-под подушки ошейник. Аза, Азочка, милая моя, где тебя носит?
                              ЗОЯ:
                           -Подождите, подождите. Я что-то не понимаю. При чем здесь этот мерзкий  аркан!
                        АМПИРОВ:  
                     - Послушайте, мы о чем с вами говорим!? Я рассказываю вам про свою собаку.   Собака от  меня  ушла! Вот какое у меня горе!
                              ЗОЯ присаживается:
                 - Так  у вас собака пропала? Ну, блин, вы даете! В заявке про собаку ничего не сказано. В заявке сказано, что  от вас жена ушла.          
АМПИРОВ:
                -Стал бы я беспокоить вас по такому пустяку! Она, кстати, тоже ушла. Но я храню, заметьте,  не ее фотографию, а  вот это! Трясет ошейником. У меня собаку увели, а не жену!   Понимаете вы это! Со-ба -ку!
                           ЗОЯ:
                   - Ая думала Аза это жена ваша. А это, значит,  собака.  Впервые в моей практике вижу подобное: чтобы какая-то собака была  дороже  жены.
                                АМПИРОВ:  
                  - Собака не «какая- то», не «какая-то!». Попрошу вас  относительно Азы так не говорить. Я нашел  ее ночью.  Подобрал щенка зимой у гостиницы «Пекин», возле  площадки, откуда обычно отправляются в турне международные туристические «Икарусы». Отошел последний, с  немцами. В клубах белого дыма, среди синих сугробов вдруг увидел, как панически мечется и скулит собачонка на холодной платформе. Пронзительно плачет, проваливаясь в глубоком снегу. Ее забыли, недосчитались иностранцы  нерасторопные. Знаете, каким  он парнем был?
                                       ЗОЯ:
                    - Кто? Гагарин что ли?
                               АМПИРОВ:          
               -Да не Гагарин! При чем здесь Гагарин!? Песик мой! Он  дрожал   всем телом. Я  принес его домой в зимней шапке. Дома  поставил  на стол и  при нормальном свете хорошо рассмотрел горе туриста.  Он был красивым шоколадного цвета щенком с мордочкой аристократа, с умными черными глазками. Я   всем сердцем  привязался к нему.
                                  ЗОЯ:
                  -Ну, и дела! Только  я пришла не ради песика вашего? А чем жена вам не угодила?
                             АМПИРОВ:                
                  -Та сразу  предупредила: «Впредь, никогда не касайся меня, пока рук не вымоешь с мылом  после собаки!».  В  ультимативной форме заявила: «Или я или эта псина!».   «Выбирай   далмата», – сказал мне  сосед, заядлый собачник и женоненавистник.
                                     ЗОЯ:
                  -  «Далмат». Фамилия что – ли собачья?
                            АМПИРОВ:          
       - «Фамилия». Это порода такая собачья! «Поздравляю, – сказал  мне тогда сосед. – Выберешь далмата –   у тебя будет прекрасная охотничья собака, а выберешь супругу – у тебя будет одно сплошное желание».
                          ЗОЯ:
                - Какое желание?
               АМПИРОВ:
             - Чтоб  собака разговаривала, а не гавкала.
                         ЗОЯ:
                      -Странное  какое-то желание.
                         
 АМПИРОВ:                  
        -  Ничего странного! Две гавкающие дома это уже перебор.
                            ЗОЯ:
                - Одна  тоже – не мед. А если даже и одна так это претендент для нашего вмешательства. Я вам скажу -  как бы  супруга не гавкала  все – таки так убиваться из – за  пропавшей псины, его   заслуги ставить выше   достоинств жены   –  это  уже слишком.Просто   ваша человеческая энергетика претерпела значительные изменения. Это может быть следствие ощутимых перемен в  стране. Ваша неустроенность, отсутствие работы, нехватка  денег и  недовольство супруги по этому поводу, явились причиной    душевного дисбаланса. Потому   вы сейчас и лежите под простыней, как под белым саваном.
                                АМПИРОВ:                  
             - Да нет. Все гораздо проще. Это меня радикулит достал. Мой знакомый врач не помнит, чтобы у человека так болела  задница.
                                ЗОЯ:
          - Вот. Правильно. Это  место  у вас болит потому, что вы   до конца не иcпользуете возможности собственного  мозга. А вам бы пораскинуть им, придумать, как максимально использовать, реализовать себя, чтобы жена не гавкала, а мурлыкала, над вами, как кошечка над блюдцем   с молоком тогда бы и то место, что ниже спины не болело.
                   АМПИРОВ:
            -  Да что  я только не придумывал, что только не делал, чтобы она мурлыкала!  Все без толку, все ее раздражало!
                         ЗОЯ:
        - Ну, например, что в последний раз вы придумали, чтобы она нарадоваться на вас не могла?
              АМПИРОВ:
     -В последний раз мы с ней в карты сели играть. В преферанс. Она надела резиновые перчатки  и  стала жульничать.      
                                          ЗОЯ:
          -В карты в резиновых перчатках?  Чтобы карты  прятать?          
                     АМПИРОВ:
      -Нет, карты она прятала в лифчик. Тузы спрячет, а потом  заставляет меня кукарекать под столом.  А мы так не договаривались.
                  ЗОЯ:
     - А перчатки  для чего? Что за необходимость такая?
                 АМПИРОВ:
      -Перчатки  -  особый случай. Она по жизни  идет с  ними.   Не снимает их даже, когда маникюр себе делает!
             ЗОЯ в шоке:
      -Маникюр  в перчатках!? Как это? Как это можно? И кому они нужны – красивые ноготки под резиновыми перчатками?
                         АМПИРОВ:
       -А черт его знает кому! Наверно ее увлекал   не результат, а сам процесс. А нюхать цветы в противогазе! Думаете, это я для красного словца сказал!
                 ЗОЯ, округлив глаза:
        -Значит это не шутка?
                  АМПИРОВ:
        -Равно, как и чистка  зубов   разовыми    щетками.
               ЗОЯ:
    -А что есть такие?
            АМПИРОВ:
        -Зубы надо иметь, как  у  моей жены! Тогда и особенные щётки  появятся.  Их  ей  делают по специальному  заказу.
           ЗОЯ, едва  оправившись после услышанного:
                - Да… думаю, что неадекватность  вашей жены – это особый случай в психологии нашему отделу   неизвестный. Как впрочем,  и всему научному миру странность ее  была бы небезынтересна.
      АМПИРОВ, тряся  указательным пальцем  над головой:
               - Обсессия! Обсессия!
                 ЗОЯ:      
            -Что вы  сказали?Чья  сессия?
                            АМПИРОВ:
               -Нет, это я так.  Сам себе.              
                      ЗОЯ:
        - Вернемся  все – таки к вопросу о максимальной  реализации человека  в жизни. В семье  и обществе. Вернемся к вопросу о безукоризненном, заслуженном авторитете дома  и на  производстве. Игра в карты -  это все на что был способен ваш мозг? Кукареканьем под столом  вы  собирались реализовать  себя? Возвыситься в глазах жены, как  геолог  достойного  уровня и квалификации?
                      АМПИРОВ:
                         - Говорю вам – я не виноват!  Я играл честно, а она  мухлевала, она играла мечеными картами!              
            ЗОЯ, не слушая:
                     -Преферансом  вы хотели вернуть уважение к себе? Наладить погоду в доме?! Боже мой! Какое убожество! В вашем возрасте  вы должны понимать – супружеская пара, которая садится вместе играть  в карты,  где тем более,  одна из сторон натягивает перчатки – это начало  настоящей   войны, которая  вот-вот грянет!
               АМПИРОВ:
         -И, слава  богу, что не грянула. Картежный шулер  вовремя капитулировал.
                  ЗОЯ:
                -Неужели вы не могли предложить, придумать ей  что-то  такое, что дало бы  возможность возгордится вами, порадоваться за вас?          
                     АМПИРОВ:
       -Я не думаю, что честная партия в карты с супругой   – это плохо. Это как -то сближает.   Я хотел, как лучше.
  ЗОЯ:
                   -Запомните, лучшее всегда хуже хорошего. Вот вы по анкете – геолог. Возвращаетесь из очередной трудной и длительной экспедиции.   С радостью сообщаете жене, что вы, именно вы,  нашли ископаемые залежи пусть не золота, но цветных металлов!                                                
 ***
Далее – чем ближе к финалу, тем отчётливее становится понятным  не случайность этой случайной встречи. У двух людей,
получается, развести «костёр», который растапливает их одиночество. Но может быть, они не столько согреваются от его огня, сколько от  пса, который, счастливым образом, находится.